Следователь удивленно посмотрел на меня, потом на нее, словно угадав мои намерения. Но уже было поздно.

 —  Да, эти деньги я получила за обмен и продажу квартир через мою фирму,  —  ответила она.

 —  Иными словами, вы утверждаете, что валюта была получена вами за совершение операций с квартирами?

 —  Конечно,  —  утвердительно ответила Елена Т.

Все, мне это-то и нужно было.

Я стал требовать от следователя внести ее слова в протокол допроса. И тут же стал писать ходатайство на имя следователя о возбуждении уголовного дела в отношении потерпевшей за участие ее в валютных операциях (тогда статья «валютные операции» действовала).

Потерпевшая покраснела и стала волноваться. Следователь пришел просто в ярость. Неожиданно он потребовал от меня дать подписку о неразглашении следственных действий, рассчитывая запугать меня и отсечь мое стремление в дальнейшем ходатайстве о возбуждении уголовного дела.

А когда начались допросы других свидетелей по делу, сотрудников фирмы Елены Т., то с помощью нехитрых вопросов мне удалось зафиксировать расхождение в их показаниях против Игоря и его людей. Кроме того, я обратил внимание, что все сотрудники Елены Т. зависят от нее как владелицы фирмы и, следовательно, в объективности их показаний можно усомниться. Мое заявление вызвало еще большее негодование следователя.

Он стал настаивать на вышеуказанной подписке. Но мне и здесь удалось себя обезопасить: я как бы случайно на обороте этой расписки стал записывать свои вопросы и ответы свидетелей по делу. Теперь я мог сослаться на это как на важный для меня документ, который я намерен использовать в суде.

Следователь еще больше завелся и перешел к прямым угрозам в мой адрес:

 —  Да мы вас сами можем задержать и допросить на предмет общения с бандитами и подельниками Царекова, с которыми вы встретились перед допросом в Успенском переулке. И сейчас проверим, что вы передали дежурному по ИВС для Царекова, а вдруг там наркотики?

Я понял, что был «под колпаком».

Ни с какими бандитами я не встречался, просто знакомый Царекова пригласил меня взяться за это дело. Что касается продуктов и сигарет, которые я передал дежурному по ИВС, то их проверили и, естественно, ничего не нашли.

 —  Все, допрос окончен. Я лишаю вас возможности общаться с клиентом,  —  сказал следователь,  —  и выношу постановление о выводе вас из этого дела, одновременно пишу на вас докладную записку.

На следующий день я пришел на работу в подавленном настроении и стал, в свою очередь, писать жалобу на следователя. А чтобы обеспечить Царекову защиту, сам нашел ему другого адвоката.

Но вскоре я узнал новые подробности по этому делу. Следователь грозился неспроста, как я узнал, именно он вел дело в отношении Андрея Чувилева  —  адвоката, обвиняемого и впоследствии судимого за передачу наркотиков своему клиенту.

Кроме того, позже оперативникам удалось найти в гараже Царекова целый арсенал оружия, в том числе и противотанковое ружье.

За мной некоторое время ездил «хвост», были небольшие неприятности. Но прошло время, я почти забыл эту историю, как вдруг в Бутырке неожиданно столкнулся с этим самым следователем. Встреча была неожиданной для нас обоих, и мы, кажется, оба вначале растерялись, не зная, как вести себя.

Не знаю почему, но я вдруг улыбнулся и протянул ему руку.

Он тоже заулыбался и пожал мне руку.

 —  Ну что, воевать не будем?  —  спросил я первый.

 —  Да нет, каждый из нас выполняет свои служебные функции,  —  ответил он. Секунду помолчав, добавил:  —  Когда я узнал про ваши неприятности, ну, когда бежал Солоник, то мне как-то даже стало вас жалко.