– Ну что ж, дорогой соотечественник, на охоту! Мы еще успеем наговориться, Менее чем через час мы очутились в земном раю для охотников. Куда ни глянь – мириады птиц со сверкающим оперением, яркие, как фейерверк, они улетают от нас, шумно взмахивая крыльями. Стада кенгуру, порой насчитывающие более трехсот особей, удаляются огромными скачками, унося малышей в сумках.

Мирадор бегает, вертится, носится, высунув язык, он радостно возбужден.

– Эй, пес, что ты там нашел? Отлично, Мирадор, отлично, умница!

Собака издает глухое рычание, шумно вдыхает воздух. Ее черный нос подрагивает, уши встают и опускаются, как будто она призывает слух на помощь обонянию. Значит, здесь прошел зверь. Мирадор рвется вперед, ускоряя бег…

– Молодец, Мирадор! Давай! Молодец, пес!

Вскоре Мирадор загоняет какое-то животное в заросли гелиотропов, где оно бьется и хрипит, чувствуя свой конец, бросается вперед, потом отступает назад. Мне это начинает надоедать.

– Пиль, Мирадор, пиль! – кричу я.

Собака делает рывок. Мы следуем за ней, но, к нашему удивлению, Мирадор вдруг останавливается и начинает с остервенением лаять на удивительное животное величиной с кошку, которое передвигается или прыжками, как жаба, или ползет, как летучая мышь.

Животное издает странный крик, похожий на воронье карканье, а затем тяжело взлетает более чем на пятьдесят метров, поддерживаемое крыльями без перьев, и усаживается на ветке камедного дерева.

Мы открываем огонь, но без особого успеха. Наши ружья заряжены мелкой дробью, может быть, в этом все дело. Перезаряжаем ружья на более крупную дробь и все вместе, держа пальцы на курках, крадемся к дереву, на котором сидит, свесив хвост и вцепившись когтями в ветку, летающее четвероногое. Однако хитрая бестия не ждет, пока мы приблизимся: она снова взлетает, расправив, сколько можно, свои неуклюжие крылья.

Шлепая перепончатыми крыльями, животное достигает высоты по меньшей мере 150 метров . Оно уже явно устало и тяжело опускается на ветку, вцепляется в нее и крепко держится, несмотря на то, что та прогнулась и сильно качается.

Теперь дело за нами.

Звучит выстрел, и животное падает с легким шумом.

– Вот чудеса! – восклицает МакКроули. – Как оно приспособлено к полету: ведь хвост служит ему рулем. Черт побери! Да у этого животного сумка на животе, а в ней два детеныша. Как, по-вашему, мсье ученый, именуется это животное?

– Увы! – говорю я растерянно. – Такое я вижу впервые. Однако некоторые авторы, если не ошибаюсь, называют его галеопитеком, что по-гречески означает примерно "летающая кошка".

– Давайте-ка попробуем это животное, – плотоядно смотрит на "кошку" голодный МакКроули.

– Браво! А где?

– Прямо здесь. Вот ручеек и попугаи, которых можно через несколько минут подстрелить и поджарить. А зеленый ковер послужит нам скатертью.

Сказано – сделано. Костер разожжен, дичь жарится, потрескивая, и немного времени спустя мы усиленно работаем челюстями.

Несмотря на полную безвредность жидкости, добытую из ручья, нас охватывает приятная истома, и мы следим сонными глазами за спиралью дымка от сигары.

Канадец Фрэнсис складывает охотничий нож, лезвие которого убирается со щелчком. Прежде чем кто-либо из нас отдает себе отчет в том, что он собирается сделать, мы видим, как он вдруг вскакивает и, расставив длинные ноги, посылает пулю из карабина в сторону ручья.

– Попал! Теперь не уйдешь! Ах, разбойник, на этот раз ты не уйдешь от меня! – закричал Фрэнсис, сияя.

– Кого вы подстрелили?

– Мсье Б…, – восклицает канадец, – я убил его для вас.

– Но кого?

– Вы убили Орниторинхуса?

– Уверен в этом. Посмотрите на кровавый след, который тянется за ним.