|
Каждый выпитый бокал делает голоса громче, предложения смелее, а танцы — развязнее. Часа через полтора Шпатц осознал, что совершенно не рад тому, что попытался подбодрить фройляйн в синем платье бокалом игристого. После третьего она ни на мгновение не хотела от него отходить. Кажется, что от выпитого ее страх только усилился. Она держалась за локоть Шпатца, иногда продолжала лепетать что-то про «на самом деле она не такая», и что она так рада, что Шпатц ее понимает и не позволяет никому ее обидеть. Только хорошее воспитание не позволяло Шпатцу стряхнуть с себя ее цепкие пальцы и сбежать танцевать с какой-нибудь другой девушкой, например вот с той хитроглазой фройляйн, которая как бы невзначай уронила с плеча бретельку и громко рассмеялась, пряча под блестящую ткань платья обнажившуюся грудь.
— Фройляйн Францеска... — начал Шпатц, мучительно пытаясь придумать повод, чтобы отделаться от нее наконец. Но сказать он ничего не успел, потому что в этот момент входная дверь с грохотом слетела с петель и голос, усиленный хрипучим громкоговорителем, провозгласил: — Всем оставаться на местах! В уютном подвальчике сразу стало тесно от внезапно ворвавшихся туда полицаев с серо-зелеными повязками отдела нравов.
Глава 3
Шпатц потер скулу, которой его весьма чувствительно приложил об стол один из полицаев. Прижавшись к его правому боку, всхлипывала Францеска. Крамм сидел с левой стороны и недовольно разглядывал длинную прореху на штанине. Видимо, за что-то зацепили, когда выволакивали из подвала на улицу. — Довольно сомнительное приключение, верно, герр Крамм? — Шпатц толкнул анвальта в бок. — Как думаете, что нас теперь ждет? Воспитательный срок в арбейтсхаузе? — Надеюсь, что дело ограничится назидательной беседой, — Крамм бросил взгляд в сторону захлопнувшейся двери, куда только что вывели одного из их «товарищей по несчастью». Время было уже к утру, но пока никого в камеру не возвращали. — Мне так стыдно, — Францеска еще раз сдавленно всхлипнула. — Они скажут моим родителям? — Увы, фройляйн Францеска, не могу вас ничем порадовать, — Крамм пожал плечами. — Скорее всего, вашу фотографию даже в газете опубликуют. Буквально вчера я листал «Аренберги-нахрихтен», там под порицание нарушителей общественного порядка отведен целый разворот. Фотокарточка, на лбу крупными буквами написано слово «ПОЗОР», и в пояснении указано, в чем именно провинился этот конкретный человек. — Нет! — Францеска снова зарыдала, схватилась обеими руками за подол короткого платья и попыталась натянуть его на колени. Шпатц бросил на Крамма осуждающий взгляд и погладил девушку по волосам. — Я надеюсь, вы шутите, герр Крамм? — Шпатц попытался отстранить от себя рыдающую фройляйн, но совершенно безуспешно. — Хотелось бы, но нет, — Крамм хмыкнул. — Я просто не придал этому значения, когда читал. Думал, что нас-то это никак не может коснуться. Замок на двери лязгнул, дверь открылась. — Маркфельд, Крутц, Ивергрубер! — отрывисто произнес полицай. — На выход! С бетонного пола начали подниматься названные — двое молодых мужчин и фройляйн в платье с оторванным рукавом. Вместе с Шпатцем, Краммом и Францеской теперь осталось всего семь человек. — Могли бы хоть скамейки какие-нибудь поставить, — проворчал Крамм, поднимаясь с пола. — Сидеть! — раздался из зарешеченного окошечка на двери грозный голос полицая. — У меня замерз зад! — огрызнулся Крамм. — Можно я постою, герр полицай? — Не разговаривать! Сидеть! — замок снова лязгнул. Крамм примирительно поднял руки и снова опустился на бетонный пол. — Я понял, понял! — Крамм вздохнул. |
