Роберт. Я так виноват, Энди, что заставил тебя страдать! Если б я предвидел — клянусь, я бы слова не сказал Рут. Клянусь, Энди!

Эндру. Знаю. И это было бы еще хуже. Тогда страдала бы Рут. Так должно было случиться — и хорошо, что случилось сейчас. Мне остается только перенести это. А отец со временем поймет, что было у меня на душе.

Роберт отрицательно качает головой.

А если нет — что же? Ничем тут не помочь.

Роберт. Подумай о маме, Энди, — и не уезжай!

Эндру (свирепо). Я должен — должен, говорю тебе. Я здесь умру, покончу с собой. Неужели не понимаешь, как мне тяжко! Все мои надежды, планы о нашем будущем, о жизни с Рут… Ты бы сделал то же. Здесь я сойду с ума. Ведь все ежеминутно будет напоминать, как жизнь идет прахом и… какого я свалял дурака… У меня не было б никакой цели в жизни, Роберт. Уеду и попытаюсь все забыть. Остаться и видеть ее — нет, это сверх моих сил. Я возненавидел бы ферму, свою работу. Представляешь, какой бы это был ад. Ты любишь ее, Роб. Поставь себя на мое место и не забывай, что я ее и сейчас люблю и продолжал бы любить, если б остался здесь. Было бы это честно по отношению к тебе, да и к ней? (Трясет брата за плечи). Что бы ты сделал на моем месте? Скажи правду. Ты любишь ее. Что бы ты сделал? Отвечай, черт возьми!

Роберт (неуверенно). Я… уехал бы, Эндру. (Закрывает лицо руками, рыдает.) Боже!..

Эндру (по-видимому, ему стало легче, тихим и твердым голосом). Теперь тебе ясно, почему я уезжаю. И говорить больше не о чем.

Роберт (страстно). Ну почему это должно было свалиться на нас… на нас? (Оглядывается вокруг, словно желая возложить на судьбу ответственность за все, что произошло с ними.)

Эндру (успокаивая его, кладет ему руку на плечо). Нечего убиваться, Роб. Все уже кончено. (С чувством.) Забудь все, что я наговорил по злобе! Забудь, Роб!

Роберт. Нет, Энди, это я должен просить у тебя прощения.

Эндру (принуждает себя улыбнуться). Думаю, у Рут есть право выбрать того, кого она любит. Так что мне прощать нечего. Она выбрала, и я хочу, чтобы она была счастлива.

Роберт. Энди, как ты добр!

Эндру (прерывая его). Тише! Пора спать. Мы заболтались, а встать надо мне до рассвета. Да и тебе, если собираешься отвезти нас в порт.

Роберт. Конечно, конечно!

Эндру (убавляя свет в лампе). Мне еще вещи надо уложить. (Зевает; он страшно утомлен.) Я так устал, словно целые сутки пахал без перерыва. Чувствую себя так, словно я уже мертв.

Роберт закрывает лицо руками. (Встряхивает головой, отгоняя какие-то мысли, делает слабую попытку изобразить хорошее настроение.) Я гашу свет. Иди ложись.

Роберт недвижим. (Наклоняется к лампе и гасит ее. Из темноты доносится его голос.) Нечего тебе сидеть, как на панихиде. Все пройдет. Ложись, поспи немного. Все в конце концов образуется…

Занавес

Действие второе

Картина первая

Декорация та же, что во второй картине первого действия. Прошло три года. Середина лета. Стоит знойный день. Окна открыты, настежь, но чувствуется, что воздух в комнате накален: нет ни малейшего дуновения ветра — белые занавески висят совершенно неподвижно. Дверь в глубине открыта и виден двор; в центре его небольшая лужайка, разделенная пыльной тропинкой, ведущей от калитки к дому.

Обстановка в комнате та же, что и три года назад. Однако комната уже не производит впечатления уюта и достатка. Там и сям чувствуется какая-то неряшливость, небрежность. Стулья облезли; скатерть на обеденном столе лежит криво, под столом валяется кукла с оторванной рукой. В углу стоит мотыга. На диване брошен пиджак; на бюро беспорядок; на буфете забыта стопка книг.

Жара так немилосердна, что, кажется, даже неодушевленные предметы страдают от нее и поникли, расслабленные духотой.