Изменить размер шрифта - +
Когда он спросил у стражника, человек сказал, что он доставил послание Хока. Но цыгане не только не пришли помочь ему в этом деле, они подозрительно обходили Далкит стороной. Они не приходили в замок, чтобы обменивать свои товары. Они не проводили вечеров в Большом холле, рассказывая истории перед увлеченной и изумленной аудиторией. Ни один цыган ни приближался к Далкит-на-море, они держались своего поля, там, за рябинами.

Этот факт недолго занимал разум Хока, но быстро потерялся под наплывом других, более важных интересов. Он пообещал себе, что выяснит этот вопрос, совершив путешествие в цыганский лагерь, когда его жена полностью поправится и дела со странным кузнецом получат свое разрешение. Но все же прошло некоторое время перед тем, как он совершил поездку в лагерь цыган, и к этому времени ситуация уже совершенно изменилась.

 

Эдриен выплыла из целительного сна, чтобы увидеть своего мужа, пристально смотрящего на нее.

— Я думал, что потерял тебя. — Лицо Хока было темным, блестящим в свете очага, и оно было первым, что она увидела, открыв глаза. Ей потребовалось довольно длительное время, чтобы встряхнуть ту хлопковую набивку, в которую превратились ее мозги. Проснувшись, она ощутила стремление к сопротивлению. Даже от простого взгляда на этого человека ее характер начинал закипать.

— Ты не можешь потерять того, чего не имел. Начнем с того, что я никогда не была твоей, Лэрд Хок, — пробормотала она.

— Еще, — поправил он. — Ты еще не была моей. По крайней мере, не в том смысле, в котором я буду иметь тебя. Подо мной. С голой, шелковистой кожей, скользкой от моей ласки. От моих поцелуев. От моего желания. — Он провел подушечкой пальца по изгибу ее нижней губы, и улыбнулся.

— Никогда.

— Никогда не говори никогда. Это только заставит тебя выглядеть глупо, когда тебе придется взять эти слова обратно. А я не хочу, чтобы ты выглядела глупо, девушка.

— Никогда, — сказала она еще тверже. — И я никогда не говорю никогда, если только я не абсолютно, на сто процентов уверена в том, что я никогда не изменю своего мнения.

— Здесь слишком много слов «никогда», сердце мое. Будь осторожна.

— Твое сердце — это сморщенная слива. И я имела в виду каждое из этих проклятых «никогда».

— Понимай их как хочешь, девушка. Тем большее удовольствие доставит мне накинуть на тебя узду.

— Я тебе не кобыла, чтобы приучать меня к поводьям!

— Ах, но так много похожего, не так ли? Тебе нужна сильная рука, Эдриен. Уверенный наездник, который не испугается твоей сильной воли. Тебе нужен человек, который сможет совладать с твоим брыканием и наслаждаться твоим бегом. Я не собираюсь укрощать тебя. Нет. Я хочу приучить тебя чувствовать мою руку, и только мою. Укрощенная кобыла может позволять садиться на нее многим всадникам, но дикая лошадь, которую приучили слушаться одной руки — она не теряет своего огня, но не позволяет никому, кроме своего настоящего хозяина взбираться на нее.

— Ни один человек никогда не был моим хозяином, и ни один не будет. Заруби это себе на носу, Дуглас. — Эдриен стиснула зубы, пытаясь изо всех сил сесть прямо. Было трудно пытаться вести беседу, лежа вытянувшись на спине, чувствуя себя смехотворно слабой, и глядя вверх на этого Голиафа. — А что до того, чтобы взбираться на меня…

К ее огорчению и немалому изумлению Хока, она вновь провалилась в целительный сон, даже не закончив свою мысль.

Но ему было неизвестно, что она более чем закончила эту мысль в своем сне. Никогда! Воскликнул ее и во сне спящий разум, даже несмотря на то, что ее тянуло к большому темному человеку с огнем в глазах.

 

Глава 11

 

— Это вовсе не меня кто-то хотел убить, — повторила Эдриен.

Быстрый переход