Нынче ночью мы выльем по бутылке в каждый из городских колодцев и поторопим Даллана мак Далриаду с ответом. Если они с Килин поедут с нами — что ж, очень хорошо. Они вернутся из Лохмабена в город мертвых. А если отвергнут предложение, боюсь, нашей прелестной юной принцессе недолго останется любоваться своими шелками.

Лайлокену почти жалко было лишать жизни столь прелестное и невинное создание.

Почти.

Его жена была почти такой же хорошенькой, и ирландцы зарезали ее без всякой жалости.

Когда собака наконец издохла, Лайлокен столкнул труп в быстрый ручей, сам умыл руки в ледяной воде и в наилучшем расположении духа, весело насвистывая, несмотря на непрекращающиеся порывы дождя и ветра, вернулся в город. Подходя к гавани, он увидел далеко на западе клочок голубого неба. Шторм стихал. Что ж, все лучше и лучше. Они отплывут завтра с рассветом, какой бы ответ ни дал им Даллан мак Далриада. Он отыскал капитана шлюпа, продолжавшего гордо стоять на якоре у берега, и сообщил тому, что это, возможно, последний их день в этом городе — с учетом меняющейся погоды.

— Угу, — кивнул капитан, держа в одной руке кружку ирландского пива, а в другой — краюху ржаного ирландского хлеба. — Я и сам заметил. К утру будем готовы выйти.

Удовлетворенный таким ответом Лайлокен вернулся в крепость, где Медройт уже приплясывал от нетерпения. При виде его паренек ринулся ему навстречу.

— Тебя не было бог знает сколько времени!

— Ну, задержался, — подмигнул в ответ Лайлокен. — А что такого, парень? Ты весь дрожишь!

— Король Даллан сказал, что даст свой ответ нынче вечером! Лайлокен, она прекрасна! Хороша собой, и умна, и полна смеха и интереса ко всему!

— А ты-то ей нравишься, парень?

Глаза его возбужденно сияли.

— Нравлюсь! Она шепнула это мне три часа назад, что так и скажет своему отцу перед пиром нынче вечером. И Риона Дамгнейт тоже с ней согласна, я точно знаю!

— Ну что ж, значит, тебе не о чем больше беспокоиться, верно? Ты лакомый кусок для любой девицы, у которой глаза есть.

Медройт счастливо вздохнул и тут же спохватился.

— Ох, а надеть-то мне что? Все мои лучшие вещи, должно быть, изжеваны! — Он хлопнул себя рукой по лбу и поспешил в свои покои приводить одежду в порядок к вечеру. Лайлокен усмехнулся и направился в свои покои. Ему тоже было что готовить к вечеру.

Оранжевый диск солнца коснулся морской глади на западе, когда Лайлокен вступил в большую залу. Там уже были накрыты столы для вечернего пиршества. Какими бы изысканными яствами их ни потчевали всю предыдущую неделю, этот пир превосходил прошлые, вместе взятые. Лайлокену даже не удалось подобрать названия большей части предложенных блюд. Впрочем, и знакомых тоже хватало в изобилии: жареная оленина, окорока диких кабанов, жареные утки, разнообразнейшие приправы — ну и конечно, полным-полно пива. Должно быть, для этого пиршества Даллан мак Далриада опустошил все кладовые своей крепости.

Лайлокен улыбнулся. Горожане не успеют уже пожалеть, что остались без припасов. Королевский стол был уставлен сияющими серебряными кубками и искусно вырезанными деревянными мисками. Свежий тростник из плавней добавлял к струившимся от столов ароматам запах морской соли. Ирландские музыканты начали играть в углу зала, поскольку галереи для менестрелей в замке не было — Беннинг почти ожидал увидеть здесь этот архитектурный элемент, тогда, как Лайлокен о таком и слыхом не слыхал, хотя сама мысль эта его заинтриговала.

Появился Медройт, взволнованный и раскрасневшийся, в лучшем своем платье, с золотой цепочкой принадлежности к королевскому роду — той самой, что дал ему Анцелотис на время, пока он исполняет обязанности короля Гододдина.