|
В ответ Малянов рассказал, как ребята загорают на Большой антенне. Что такое Большая антенна? Пожалуйста. Он рассказал, что такое Большая антенна и зачем. Она вытянула свои длинные коричневые ноги и, скрестив, положила их на Бобкин стульчик. Ноги были гладкие, как зеркало. У Малянова создалось впечатление, что в них даже что-то отражалось. Чтобы отвлечься, он поднялся и взял с конфорки кипящий чайник. При этом он обварил себе паром пальцы и мельком вспомнил о каком-то монахе, который сунул конечность то ли в огонь, то ли в кипяток, дабы уйти от зла, проистекающего ввиду наличия в непосредственной близости прекрасной женщины, - решительный был малый.
- Хотите еще стаканчик? - спросил он. Лидочка не ответила, и он обернулся. Она смотрела на него широко открытыми светлыми глазами, и на блестящем от загара лице ее было совершенно неуместное выражение - не то растерянности, не то испуга, - у нее даже рот приоткрылся. - Налить? - неуверенно спросил Малянов, качнув чайником. Лидочка встрепенулась, часто-часто замигала и провела пальцами по лбу. - Что? - Я говорю - чайку налить вам еще? - Да нет, спасибо… - Она засмеялась как ни в чем не бывало. - А то я лопну. Надо фигуру беречь. - О да! - сказал Малянов с повышенной галантностью. - Такую фигуру, несомненно, надо беречь. Может быть, ее стоит даже застраховать… Она мельком улыбнулась и, повернув голову, через плечо посмотрела во двор. Шея у нее была длинная, гладкая, разве что несколько худая. У Малянова создалось еще одно впечатление, а именно, что эта шея создана для поцелуев. Равно как и ее плечи. Не говоря уже об остальном. Цирцея, подумал он. И сразу же добавил: впрочем, я люблю свою Ирку и никогда в жизни ей не изменю… - Вот странно, - сказала Цирцея. - У меня такое ощущение, будто я все это уже когда-то видела: эту кухню, этот двор… Только во дворе было большое дерево… У вас так бывает? - Конечно, - сказал Малянов с готовностью. - По-моему, это у всех бывает. Я где-то читал, это называется ложная память… - Да, наверное, - проговорила она с сомнением. Малянов, стараясь не слишком шуметь, осторожно прихлебывал горячий чай. В легкой трепотне явно возник какой-то перебой. Словно заело что-то. - А может быть, мы с вами уже встречались? - спросила она вдруг. - Где? Я бы вас запомнил… - Ну, может быть, случайно… где нибудь на улице… на танцах… - Какие могут быть танцы? - возразил Малянов. - Я уже забыл, как это делается… И тут они оба замолчали, да так, что у Малянова даже пальцы на ногах поджались от неловкости. Это было то самое отвратительное состояние, когда не знаешь, куда глаза девать, а в голове, как камни в бочке, с грохотом пересыпаются абсолютно неподходящие и бездарные начала новых разговоров. «А наш Калям ходит в унитаз…» Или: «Помидоров в этом году в магазинах не достать…» Или: «Может быть, еще стаканчик чайку?» Или, скажем: «Ну, а как вам нравится наш замечательный город?..» И Малянов осведомился невыносимо фальшивым голосом: - Ну, а какие же у вас, Лидочка, планы в нашем замечательном городе? Она не ответила. Она молча уставилась на него круглыми, словно бы от крайнего изумления глазами. Потом отвела взгляд, сморщила лоб. |
