Однако ж военная труба позвала его, и он вступил в Санкт — Петербургское ополчение, «начальником коего по доверенности столичного дворянства» был единогласно избран Михаила Ларионович.
Михайловский — Данилевский в юности окончил петербургскую немецкую «Петершуле», затем — Геттин–генский университет и, находясь в Главной квартире, вел «Журнал военных действий». (Кстати, и сообщения в «Санкт — Петербургских ведомостях» о событиях в армии заимствовались чаще всего из того же журнала.)
На второй год, как война окончилась, Александр Иванович начал публиковать свои воспоминания о войне и за свою жизнь — а умер он в 1848 году сенатором, генерал–лейтенантом и членом Российской Академии наук — выпустил в свет более семидесяти статей, брошюр и книг мемуарного характера. Разумеется, звание академика Михайловский — Данилевский получил не за воспоминания: из–под его пера вышло семь томов исследований о войнах первой четверти XIX века да, кроме того, он был редактором множества разных изданий.
(В реконструкции биографии Кутузова определенное значение имеют и эти материалы.)
Однако всего не знал и Михайловский — Данилевский, Нужны были усилия многих десятков людей, чтобы биография Кутузова предстала перед нами в том виде, в каком мы представляем ее теперь.
И даже сегодня она все еще не бесспорна и имеет много белых пятен, но все же немало уже сделано, и попробуем вслед за другими кое–что восстановить, если уж не документально точно и не скрупулезно, то все же с тем приближением к правде, какая сегодня возможна.
3
Письмо Коцебу застало Кутузова в старинном польском городке Калиш. Главная квартира стояла здесь уже месяц. Почти все это время фельдмаршал недомогал и писал жене и дочерям о кашле, о коликах, об общем нездоровье. Ему шел шестьдесят восьмой год. За свою долгую и нелегкую солдатскую жизнь он был несколько раз ранен и только что проделал зимний поход в две тысячи верст.
Здесь, в Калише, он наконец жил в комфорте, тепле и уюте, под присмотром врачей.
Вечером 13 марта Михаил Илларионович ушел к себе в спальню, но не разделся и не велел расстилать постель, а, сняв сюртук, сел в рубашке к столу и, засветив свечу, стал писать.
Он вспомнил о письме Коцебу и решил сделать кое–какие наброски к первой части своей биографии, чтобы помочь тому, кто когда–то ею займется. Он знал, что, кроме него самого, уже не осталось почти никого, кто знал бы хоть что–нибудь о его детстве и отрочестве.
Он подумал: «С чего начать?» И машинально пометил: «Главная квартира, Калиш», как привык начинать всякую депешу и всякий приказ. Потом он поставил дату: «13 марта 1813 года» — и задумался.
В памяти всплыли неясные картины дальнего–дальнего бытия его, отделенные от дня нынешнего чуть ли не семью десятками лет.
Он вспомнил совсем смутное видение маменьки, но не был уверен, видел ли когда–нибудь ее или виною тому рассказы отца и бабушки, и потому решил начинать не с этого.
Он вспомнил и кое–что иное, столь же далекое и расплывчатое, и решил, что начинать надо с чего–то отчетливо памятного и значительного, что и потом почиталось им самим за некую важную веху в жизни, за точку отсчета, если угодно. Он перебрал первые свои жизненные впечатления и, помедлив немного, поставил цифру «1», а затем вывел: «4 сентября 1754 года возвращался я с двоюродным дядей моим Иваном Логиновичем Голенищевым — Кутузовым в Петербург…»
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Ранним утром 4 сентября 1754 года марсовый матрос флейта «Добрая удача» вроде бы увидел на горизонте блеклую, прерывистую и короткую линию какого–то берега. |