Жена Нуриманова умерла давно, во время родов, оставив ему дочь Любу. Так они и жили вдвоём в большой неуютной комнате. Потом Люба закончила десятилетку и уехала в Москву. Шли годы. Несколько раз она собиралась приехать на каникулы (в то время она ещё училась в институте), да так и не выбралась. А письма… Разве письма могли заменить дочь? Да и писала она редко. От случая к случаю. А чаще посылала телеграммы – к праздникам…
– Идёт, идёт! – закричали на перроне.
Народ, толкаясь узлами и чемоданами, ринулся на платформу. Замелькали освещённые квадраты окон вагонов.
– Люба, Любочка!
Нуриманов метнулся к вагону.
– Давай, давай чемоданы!
Николай Ахметович подхватил один чемодан, потом другой, сетку с продуктами. И вот он обнимает свою дочь.
– Ну, как доехала? Хорошо? Здорова? Заждался тебя…
Володя почувствовал, как что-то сжало его сердце. «А я? Зачем здесь я?»
Неожиданно для самого себя он быстро повернулся и побежал вдоль состава.
– До отхода поезда осталось две минуты. Просьба к отъезжающим – занять свои места, – сообщил станционный репродуктор.
А где его место? И есть ли оно вообще…
Володя лбом прижался к поручням вагона.
– Мальчик, а мальчик, садись, останешься!
Володя посмотрел непонимающими глазами на седого благообразного проводника. Ах, да, очевидно, он принял его за сына кого-то из пассажиров.
Ещё не сознавая, что делает, Володя поднялся по ступенькам в вагон. Свисток. Лязгнули буфера. Поезд тронулся.
Постояв на площадке, он прошёл в вагон, который оказался общим. Проход был забит вещами. Группа матросов азартно играла в домино. Он взобрался на третью полку и пристроился между чьим-то деревянным сундучком с висячим тяжёлым замком и огромным фибровым чемоданом.
Было поздно. Вагонный шум затихал. Володя уснул. Проснулся он от того, что кто-то дёргал его за ногу.
– Молодой человек, ты чей будешь?
– Ничей.
– Билет у тебя есть?
Володя молчал.
– Заяц, значит. А ну слазь! Давай, давай! Понапускали здесь всяких, а потом удивляются, куда вещи пропадают. Проводник!
Володя кувырком слетел с полки и сразу же попал в объятия рыжего мужчины.
– Ну, ну, торопыга! Постой. Вот до станции доедем – в милицию сдадим.
На первой же остановке его действительно повели в отделение милиции. Вёл его проводник, а сзади шла женщина, та самая, которая первая его заметила, и на ходу рассказывала любопытным:
– Поднимаюсь за кошёлкой… Батюшки! Он уже возле неё. И хитрый какой: спящим притворяется, носом даже посвистывает. Хорошо, что успела, а то бы поминай как звали. Из молодых, да ранний! И откуда только такие берутся! Воспитывают их, воспитывают, а они только и думают, как бы своровать что-нибудь. В милиции его проучат! Не посмотрят, что малолеток. Там знают…
Но что в милиции «знают», она досказать не успела. Володя вырвал руку и, боком проскочив мимо двух женщин, бросился в здание вокзала.
– Держи! Держи!
Он выскочил в коридор и лицом к лицу столкнулся с франтовато одетым парнем, над губой которого чернела узкая полоска усиков. Тот мгновенно схватил его за плечи и втолкнул в дверь комнаты, которая находилась за его спиной.
– Тише, шкет! Зацапают…
Володя стих. У самых дверей послышался топот ног и громкий разговор.
– Мальчишка здесь не пробегал?
– Нет. А что, стащил что-нибудь?
Когда шаги стали удаляться, парень открыл дверь и сказал:
– Со мной пойдёшь.
Так Володя познакомился с вором-рецидивистом Сашкой Силой. |