– Вон, шестерня! Чтоб духу вашего здесь не было!

Ругаясь и угрожая, мальчишки ушли. А Пашка, повернувшись к Владимиру, отдуваясь, сказал:

– Ты, парень, своей линии крепко держись. А шпаны этой не бойся. В случае чего – ко мне. Понял?

В посёлок поезд пришёл рано, в четыре часа утра. Владимир вышел на перрон, огляделся. Не спеша перешёл железнодорожный мост. Первомайская улица, улица Энгельса… поселковый Совет, потребсоюз… Вот он, дом буквой «Г». Одна половина – Нуримановых, другая – Сысоевых. Три маленьких окошка. На верёвке от крыльца и до телеграфного столба развешано бельё. Щеколда. Потянул за конец верёвочки, спрятанной между двумя брёвнами, и дверь открылась.

Скинул заплечный мешок, постучал согнутыми пальцами в дверь, из-за которой доносилось мерное тиканье ходиков.

Молчание.

Ещё раз постучал, погромче.

– Кто там?

– Свои, мама…

Шлёпают босые ноги. Со звоном падает крючок.

– Сыночек мой родненький, кровушка моя…

За самоваром – длинный и бессвязный разговор, обычная беседа между близкими людьми, которые не виделись годы. Мать расспрашивает про трудовую колонию, про воспитателей, друзей, а он рассказывает, то и дело перебивая вопросами:

– Николай Ахметович дома?.. А когда вернётся?.. Не знаешь, на комбинате столяры требуются?..

В половине шестого мать ушла в школу. Владимир разделся и лёг отдохнуть с дороги. Но не спалось. Голосисто кричал петух. Поскрипывая, проехала телега. Суетились скворцы.

Когда мать вернулась, вынул из мешка купленный в пути платок, набросил на худые плечи.

– Гостинец тебе.

Мать оглядела себя в зеркале.

– Хорош платок. Спасибо тебе, хозяин.

Она перебрала все его немногочисленные вещи. Выстирала и заштопала носки. Осмотрела со всех сторон ватник, нашла наконец прореху на подкладке и, щуря глаза под стёклами очков (раньше на носила!), зашила маленькими стёжками.

– Вот теперь другой вид. Денег-то дать? Голяком, наверное, приехал?

Он, не торопясь, вспорол только что зашитую подкладку, достал из-под неё пакет.

– На, мама, до первой получки в хозяйстве пригодится.

– Ну и ну, – только смогла произнести Вера Николаевна. – Настоящий хозяин! Когда отдохнёшь, ограду посмотри. Там две доски выломаны. Все руки не доходят…

– Хорошо, сегодня подправлю.

– Что так скоро? – удивилась она. – Сколько ждала – ещё подождёт. Не к спеху.

– Да я завтра пойду на работу устраиваться…

Материнские глаза пытливо смотрели на него. «Нет, не в отца, работяга».

Утром следующего дня Владимир был уже в отделе кадров комбината.

– Где тут народ набирают?

– Смотря какой народ, – усмехнулся один из ожидавших. – Ты кто по специальности? Если разнорабочий…

– Столяр.

– Столяры нужны. Ты к старшему инспектору Матвееву зайди. Вон вторая дверь по коридору, клеёнкой обита.

Матвеев, живой, стремительный, весь словно на пружинах, не дав сказать слова, засыпал вопросами:

– Ты чего? По какому делу? На работу? Столяр? Какой разряд?

– Четвёртый.

– Очень хорошо. Молодец, что прямо к нам! Столяры нужны. Молодые, жизнерадостные, чтобы с песней работали. Песни петь умеешь? Да? Тогда самая подходящая кандидатура… Точно, Владислав Феофанович? – повернулся он к человеку с бледным нездоровым лицом, который сидел на диване.

– Да, как будто подходящая, – сказал тот.