Приветливо зарычав, Лапша величественной трусцой отправилась изучать лагерь, а за ней почетным эскортом засеменили Кореш и Махно.

– Диспетчер аэропорта Сорокин на две недели одолжил, – пояснил Крутилин. – Под честное слово, что привезем обратно, и за арендную плату: десяток фирменных конвертов с печатями и подписями зимовочного состава.

– Кореш и Махно тоже распишутся!

– Да они Сорокину за Лапшу все свои коллекции отдадут!

– Выгружайте дизель поосторожнее, нового не дам, – предупредил Свешников и поискал глазами. – Новостей вам привез!.. Груздев, с тебя причитается, вот уже с неделю ты кандидат наук, утвердили. Сергей, письма и газеты у штурмана, а в этом чемодане посылка от Веры. Филатов, как рука?

– Забыл, какая болела, Петр Григорьич!

– Не втирай очки, месяц провалялся, директор все знает. Ну, пошли, Сергей, покажи свои владения.

– Григорьич, – с упреком сказал Белов. – Дай друга помять!

Семенов и Белов обнялись.

– Изобрази мыслителя. – Белов снял фотоаппарат. – Вера прослышала про твои ожоги, велела зафиксировать.

– В таком виде? – запротестовал Семенов, поглаживая багровые шрамы на лице. – Отвезешь прошлогоднюю. Или, еще лучше, нашу свадебную!

– Нет уж, такой кадр я не упущу. – Белов быстро щелкнул затвором. – Ящиком коньяка не выкупишь!

Свешников засмеялся.

– Этот шантажист снял меня, когда я приложился к ручке одной престарелой ученой дамы…

– … двадцати пяти лет, – с усмешкой уточнил Белов. – За тот кадр будешь поить меня до конца жизни! Ну, идите, а то у меня самолет растащат.

– Сначала на радиостанцию, – на ходу, делая большие шаги, сказал Свешников. – Отобью весточку домой и дам ЦУ в институт, чтобы знали: начальство не спит и все видит. Смотри, Сергей, антенны в изморози, того и гляди грохнутся под ее тяжестью.

– Каждый день сбиваем, Петр Григорьич.

– Твой район я несколько раз облетел, наметили с Колей запасные площадки, карта у него, – шагая, вдоль торосов, говорил Свешников. – Льдину ты в общем выбрал правильно. Вон молодые льды вокруг поломало, а твою многолетнюю только пощипало по краям да в двух местах чуточку развело. Но не зазнавайся, настоящей встряски она еще не испытала, зимние циклоны впереди. Зимой тебе помочь будет некому, сбросим на Новый год елку с пожеланиями – и будь здоров. Прожектор – круглые сутки, заготовь побольше мостков, клиперботы наготове держи, аварийные запасы рассредоточь. – Свешников покосился на Семенова. – Не морщи нос, сам знаю, что знаешь… Нет, не могу пройти мимо гидрологии, давай навестим Ковалева.

Свешников нагнулся и с трудом протиснулся в гидрологическую палатку, половину площади которой занимала квадратная, метр на метр, лунка.

– Вот где рыбу удить! – Он подмигнул Ковалеву. – Тепло, конкуренты под боком не орут. Какие глубины?

– Резкий подъем. – Ковалев протянул Свешникову журнал. – Вчера было три тысячи четыреста метров, а сегодня тысяча двести семьдесят,

– Вползли на хребет Ломоносова, – удовлетворенно констатировал Свешников. – У нас с тобой, Сергей, в этом приполюсном районе минимальная глубина была – помнишь? – тысяча двести двадцать пять метров. А через двое суток – четыре километра! Район исключительно интересный, циркуляция атлантических вод в Арктическом бассейне изучена еще недостаточно, а хребет Ломоносова – помнишь наши споры, Сергей? – оказывает на нее существеннейшее влияние.