— Скорее бы. Не могу здесь больше находиться.
Я передёрнула плечами, сбрасывая с себя ледяные щупальца, которые окутывали этот дом со дня похорон Софи.
— Ты уже закончила? — Мили подошла ко мне, и теперь мы обе всматривались в картину.
— Да, но чего-то не хватает, — я постучала кисточкой по подбородку и вновь посмотрела на сад, который просто нарисовала в своём воображении.
— Нет, что ты. Это просто невероятно красиво, Мари. У тебя такой талант, — она приобняла меня за плечи, а я улыбнулась. Талант, который все называли мазнёй и пустой тратой денег.
— Ты маму не видела? — Повернувшись на стуле, спросила я, откладывая кисточку.
— Думаю, ты знаешь, где она, — хмыкнула Мили и села на постель.
— Опять заперлась в своей комнате, — констатировала я.
— Ты уже поговорила с ними? — Напомнила мне о самом главном моя подруга.
— Нет, боюсь. Ты же знаешь, как они к этому относятся, — тяжело вздохнув, сказала я.
— Но, вероятно, сейчас всё изменилось. Ты осталась одна, а Софи больше нет. И теперь они будут оберегать тебя, и тебе больше не нужно будет избегать людей, — уверенно произнесла Мили, а я позавидовала таким суждениям.
— Ладно, пойду сейчас. Всё равно, терять мне больше нечего, — сделав глубокий вдох, я встала и сняла испачканный фартук.
— Удачи, детка, — ласково улыбнулась Мили.
Выйдя из комнаты, я прислушалась к звукам. Тишина. Мёртвая тишина. Поёжившись от этого ощущения, спустилась вниз и прошла к кабинету отца.
Тихонько постучав, я услышала глухой, охрипший голос:
— Никого не хочу видеть!
— Это я, папа, — открыв дверь, произнесла я.
За эту неделю мой отец осунулся, постарел и как будто, сдулся. Боль и жалость уколола внутри, но я, взяв всю свою уверенность «в кулак», шагнула в тёмное пространство.
— Я сказал, что не желаю никого видеть, а особенно тебя, — с отвращением произнёс он, запивая свои слова коньяком, а я сглотнула обиду. Это нормально, это привычно.
— Завтра уезжаю, и хотела бы поговорить. Ты знаешь, что этот год последний в пансионе, и я буду поступать в университет. Я выбрала куда. В школу искусств, — быстро сказала я и сжалась в ожидании ответа.
Отец поднял на меня голову, и его лицо исказила гримаса, а затем он рассмеялся. Жутко. Меня затрясло от этого смеха, и я обхватила себя руками.
— Убирайся, — процедил он. — Убирайся отсюда. Мне плевать на тебя, ты убила мою дочь. Ты исчадие ада, и больше я не дам тебе ни евро. И, к тому же мы разорены — я отдал последнее, чтобы никто не узнал, что ты существуешь. Ты тень, тебя нет. Поэтому пошла отсюда!
Больше не могла сдерживаться, сжав кулаки, я гордо подняла подбородок и твёрдым голосом произнесла:
— Нет, я есть. А она мертва! Мертва, потому что вы ей потакали, а я говорила вам. Никто мне не верил! Никто из вас, вы признали меня сумасшедшей! И, знаешь, я рада, что Софи мертва, теперь вы узнаете, что такое пустота в душе и разбитое сердце. А я с этим жила все восемнадцать лет. Ты если и разорён, то только потому, что хотел замять инцидент с Софи, чтобы никто никогда не узнал, что твоя любимица была наркоманкой!
— Вон! — Заорал отец. — Пошла отсюда вон! Сука неблагодарная! Я уничтожу тебя, ты никуда не поедешь! Больше ты нигде не будешь учиться, собирай свои вещи и убирайся из моего дома!
— С радостью, — выплюнула я эти слова и выскочила за дверь, громко ей хлопнув. |