Слёзы сами покатились по щекам, пока я летела по лестнице в комнату для гостей. А я и есть гость с самого рождения!

— Детка, — сочувственно сказала Мили, и раскрыла объятья, в которые я тут же упала, сотрясаясь в рыданиях.

— Нас… меня… он выгнал, — сглатывая слёзы, говорила я.

— Тише, твой отец просто горюет, завтра будет новый день, он очнётся и протрезвеет, — успокаивала меня подруга, гладя по голове.

— Нет, не хочу, — упрямо ответила я, и подняла голову, хлюпая носом. — Нет, хватит. У меня есть сбережения, которые я откладывала. Как-нибудь продержусь, уеду в Лондон, найду работу. И больше никогда не вернусь сюда.

— Твой отец не может тебя вычеркнуть из клана, — напомнила Мили.

— А меня там и не было! Меня вообще не существует! — Зло ответила я, открывая шкаф и выбрасывая одежду на постель.

— Мари, не горячись. Давай мы соберём твои вещи, ляжем спать, а завтра утром всё ещё раз обдумаем, — Мили ловила мои вещи и аккуратно укладывала в чемодан.

— Нет, больше ни минуты, — продолжала я бушевать от обиды внутри.

— Хорошо, — вздохнув, сказала она.

Собрав все свои вещи, в том числе и художественные принадлежности, я попросила её спустить всё в её машину.

Сев на постель, я оглядела комнату и усмехнулась. Никогда ничего не поменяется. Никто не спасёт меня от этой жизни. Никто не сможет помочь мне.

— Дорогая, давай выпьешь чаю и поедем, — Мили зашла с подносом, и я кивнула.

Холодно. Но не от погодных условий в мае месяце, а от внутренних суждений и выводов. Я благодарно улыбнулась и взяла тёплую чашку с чаем. Он согревал изнутри, но не согревал сердце. Усталость навалилась на мои плечи, и я подавила зевоту.

— Ложись, — сквозь туман в голове, сказала подруга и кружка исчезла из моих рук. Под головой оказалась мягкая подушка, а на мне одеяло.

Сон тут же пришёл ко мне, как спасение из этого кошмара жизни.

* * *

— Мари, детка, просыпайся, — за плечо меня тормошили, и я приоткрыла один глаз.

— Ты опоила меня, — сипло сказала я, ощущая в голове тяжесть.

— Пришлось, у тебя была истерика. И как я говорила, твои родители ждут тебя внизу, — улыбнулась Мили.

— Только для того, чтобы сказать, что я уволена из роли дочери, — сухо ответила я, и села на постели.

— В любом случае вещи уложены. Эш готов выехать, как и я. Выслушай их, и тогда решим, что делать дальше, — миролюбиво предложила она, а я, скривившись, кивнула.

Не переодеваясь, я умылась, подхватила свой рюкзак и вышла из спальни.

— Доброе утро, доченька, — ласково сказала мама, а я остановилась в дверях, от удивления открыв рот.

Доченька? Что-то новое. Она меня никогда так не называла. Только грубым «Мари».

— Проходи, Мари, — отец расположился в кресле и указал рукой на диван.

— Если вы хотите сказать мне, что я должна свалить, то я уже…

— Нет, папа вчера был очень расстроен, — перебила меня мама и склонилась над чайником с чаем.

— Садись, Анна-Мари, — суровее повторил отец, и я плюхнулась в кресло, сложив руки на груди.

Минуты тянулись долго, пока ждала приговора, и, не выдержав этой наколенной атмосферы, заговорила:

— И?

— Тебе папа вчера сказал, что наша компания на грани банкротства. Мы взяли множество кредитов, а также твоя сестра Софи открыла кредитный счёт без нашего ведома, но, если бы попросила… Моя принцесса… — Мама всхлипнула, а я закатила глаза.