Она окинула взглядом библиотеку, на полках которой с обыкновенными книгами соседствовали микроиздания.

— Ваши люди, должно быть, много читают, не правда ли? — спросила она.

— А что еще делать в длительных путешествиях? — ответил Кенри. — Можно, конечно, заниматься каким-нибудь ремеслом и готовить товары на продажу, но все равно остается много времени для чтения.

— Меня удивляет, что у вас такие большие команды, — заметила она. — Вам, несомненно, не нужно столько народа, чтобы управлять кораблем.

— Конечно, Фриледи, — подтвердил он. — Между звездами корабль летит сам. Но когда мы прилетаем на новую планету, работы хватает на всех.

— Еще, наверное, дело в компании, — предположила она. — Вы же летаете с женами, детьми и друзьями.

— Да, Фриледи. — Его голос стал холодным. Какое ей до всего этого дело?

— Мне нравится ваш Таун, — заметила она. — Я туда раньше часто ходила. Он такой странный, старомодный. Это как будто кусочек из прошлого, который сохраняется веками.

Конечно, хотелось ему сказать, конечно, такие, как ты, приходят к нам поглазеть. Вы там шляетесь пьяные, подглядываете в наши дома, а когда мимо проходит старик, рассуждаете, какой перед вами смешной старый хрыч, даже не понижая голосов, а если торгуетесь в магазине, и продавец лишь старается получить с вас нормальную цену, думаете про себя, что мы, томми, зациклены на деньгах.

— О да, мы бываем очень рады, что вы навещаете нас, Фриледи.

Она, кажется, обиделась, и мало говорила в последующие часы. Через некоторое время она ушла к себе, в тот отсек, который он выделил для нее, и он услышал, как она играет на скрипке. Это была старинная мелодия, старше, чем сам звездный мир, и все же она казалась новой, нежной и искренней, заключая в себе все, что хорошо и дорого человеку. Он в точности не знал, что это за музыка… Потом она замолкла. Ему захотелось произвести на нее впечатление. У китов были свои мелодии. Он достал гитару, ударил по струнам и дал простор своему воображению. Потом он начал петь.

Он почувствовал, как она потихоньку вышла и остановилась у него за спиной, но притворился, что не замечает ее. Его голос пробивался сквозь мерный гул, исходивший от стен, и он не сводил взгляда с холодных звезд и ржавого полумесяца Мардука.

Он закончил свою балладу звучным аккордом, оглянулся и встал, кланяясь.

— Нет-нет… садитесь, — приказала она. — Это не Земля. Что это была за песня?

— Джерри Клоусон, Фриледи, — ответил он. — Это древняя баллада, вообще-то я пел перевод, она была написана по-английски. Она восходит к началу межпланетных путешествий.

Предполагается, что Свободные Звезды должны быть не только эстетами, но и интеллектуалами. Он застыл, ожидая, что она скажет, что кто-нибудь должен собрать древнекитские баллады и издать их отдельным сборником.

— Мне понравилось, — заметила она. — Очень понравилось.

Он отвел глаза.

— Спасибо, Фриледи, а могу я спросить, что вы играли?

— О, эта мелодия еще старше, — ответила она. — Это тема из Крейцеровой сонаты. Я ее ужасно люблю. Пожалуй, мне хотелось бы познакомиться с Бетховеном.

Их взгляды встретились, и ни один из них не отвел глаз, и так они долго, молча смотрели друг на друга.

Таун кончался резко, словно его обрезали ножом. Его границы сохранялись уже 3000 лет, когда он был святилищем: иногда он стоял особняком, обдуваемый ветрами со всех сторон, и вокруг не было никаких других следов человеческой деятельности, за исключением нескольких разбитых стен; иногда его почти проглатывал огромный и шумный монстр города; по временам, как например, сейчас, он оказывался на краю крупного поселения; но это всегда был Таун, остававшийся неизменным и незыблемым.