Регор поворачивал свое худое лицо от одного члена экипажа к другому.

— Проверка оборудования, — объявил он и прошелся по списку: фульгуратор, коммуникационный браслет, энергетический компас, меликит…

— Боже, — воскликнул Нери, — ты что считаешь, что мы расходимся на год, притом идем поодиночке?

— Мы рассредоточимся в поисках следов, — пояснил Регор, — и эти скалы будут нас часто заслонять друг от друга, — Остальное он оставил недосказанным: то, что послужило причиной смерти колонии, могло существовать и по сей день.

Они вышли на свежий прохладный воздух, пахнущий йодом, морской солью и разложением, — обычный приморский запах любого землеподобного мира, и направились к заливу.

— Давайте расходиться от этой точки, — предложил Регор, — и если никто ничего не обнаружит, встретимся здесь пообедать через четыре часа.

Джонгу досталась тропа, уходящая далеко на север. Вначале он шел торопливо, наслаждаясь движением своих мышц, скрипом песка и скрежетом гальки у себя под башмаками и свистом птиц над головой. Но затем ему пришлось пробираться между нагромождениями камней и темными валунами, некоторые из которых были размером с дом, и заслоняли его от ветра и от товарищей; и он вспомнил об одиночестве Сорьи.

О нет. Только не это. Разве мы не заплатили сполна? — подумал он. И потом с вызовом: Мы этого не сделали.

Мы сами проклинали предателей и выбрасывали их в космос, как только узнавали о преступлении. Так за что же нас наказывать?

Но Кит оставался в изоляции слишком долго, один против всей Вселенной, не говоря о том, что грезы и печали каждого принадлежали всем. И Томакан со своими приспешниками совершил свое действие бескорыстно, чтобы спасти корабль. В те последние, наполненные пороком годы существования Звездной империи, когда земляне превратили народ Кита в козла отпущения за свои несчастья, и все команды снялись, чтобы подождать лучших времен, пленники с Голден Флайера умерли бы ужасной смертью, если бы Томакан не купил им свободу, выдав преследователям тайны местонахождения астероида, где затаились два других корабля, готовившихся покинуть Соль. Как они потом могли глядеть в глаза своим на Совете, собравшемся на Тау-Цети?

Приговор был справедливым: отправиться на исследование периферии галактического ядра. Возможно, им предстояло найти Старшие расы, которые где-нибудь жили; они могли вернуть знания и мудрость, чтобы излечивать врожденное сумасшествие. Однако это им не удалось; но сам факт путешествия имел значение: оно вернуло Голден Флаейру его честь. Несомненно, все, кто тогда был на Совете, превратились в прах. Однако их потомки…

— Что это? Кто звал? Что-то случилось? — Вопросы слетали с браслета, как растревоженные пчелы.

Он согнулся над небольшой кучкой и притронулся к ней пальцами, не в силах унять дрожь. Обработанные шпильки, выдохнул он, обломки, наконечники копий, деревянные предметы. Что-то. Он копался в песке. Солнечный свет ударил в кусок металла, грубо ткнул в кинжал. Тот был, должно быть, изготовлен из какого-то древнего сплава в городе — давным-давно, так как лезвие от износа стало столь тонким, что переломилось пополам. Он присел на корточки над обломками и забормотал.

А вскоре прорезался глубокий голос Монса:

— Еще одна площадка? Череп животного, он мог быть разбит только острым камнем, упряжка, подожди-подожди, здесь, кажется, что-то вырезано, может быть, символ…

И вдруг он закричал, издав странный горловой звук, словно задохнулся, и его голос затих.