Знаете ли, что в середине двадцатого века мы свалились на самое дно мусорной кучи, правда ведь? Или вы так не считаете? Я вижу новые средства выражения с переходом от западных, восточных, народных и научных мотивов, я вижу, что это начинает развиваться. Однако, будет ли шанс у этого течения? Захотят ли за это заплатить власти? А сами художники, окруженные несметным количеством старых талантов, что это им даст? Одной из причин, по которым я отправился в свои странствия, была — попробовать жизнь, такой какая она есть, и найти свой собственный взгляд на вещи.
Ивон погладила его по руке. Она улыбнулась в лунном свете.
— Вы — идеалист. — И тут же, как будто испугавшись, она отдернула руку и потянулась за своим кошельком на ремне.
— Кто я? — У него покраснели уши. — Леди, нет! Я делаю, что хочу, и не на йоту больше, если я могу это себе позволить. Это вы в этом дуэте специалист на службе всему человечеству.
Она вытащила пачку сигарет и предложила ему.
— Благодарю, — сказал он. — Считайте, что мы оба сможем выдержать отдых, потому что мы сильно перевозбудились. — Они одновременно прикурили и затянулись. — Хотя, — продолжал он после первой глубокой затяжки, — вы преуспеваете в работе. Когда я встретил вас, вы были похожи на привидение. Теперь, спустя неделю, когда вы не работаете двадцать четыре часа в сутки, вы стали поправляться, не вздрагиваете при виде каждой тени, вы шутите…
Он подумал, что это не совсем верно. Она ценила юмор определенного рода, но не слишком хорошо сама им владела. И в то время как физически она почти вернулась к норме, — что он был рад видеть, — ее нервы все еще не давали ей покоя. Как сейчас. Красный кончик ее сигареты дрожал в ее пальцах, она делала неблагоразумно быстрые и глубокие затяжки.
— Я сказал что-то не то? — спросил он.
Она покачала головой. В ее голосе почувствовалась боль.
— В этом нет вашей вины. Вы просто случайно напомнили мне. Я не альтруист. Если только я была бы им, хотя бы хоть в некоторой степени, я бы не совершила таких необдуманных поступков, которые сделала.
— Вы шутите? Ивон, все, что вы сделали — великолепно.
— Разве? — В ее изнуренном состоянии нужно ковать железо, пока горячо, чтобы таким образом смести все барьеры. — Я убила человека. Я вижу его мертвое лицо с выкатившимися глазами и отвисшей челюстью от удивления. Он был бы жив, если бы я просто ранила его.
— Гм? Я слышал, что какой-то болван, у которого не все дома, пытался убить тебя, но в новостях ничего не говорилось…
Она рассказала ему поспешно и вкратце между затяжками. В конце слезы рекой полились по ее щекам, при лунном свете они казались серебряными.
Он обнял ее за плечи и сказал:
— Ивон, послушай. Это не твоя вина. Ни на грош. Ты была до безумия перепугана. И у тебя не было опыта в обращении с оружием, ведь так? Это, должно быть, было оружие двойного действия. Магазин можно было опустошить за секунды. У тебя просто не было времени, чтобы понять, что ты делаешь. И все равно, ты не сделала ничего дурного. Ты защищала себя. Ты нужна миру. Мир станет лучше без этого выродка, без этой дряни.
— Без этого человека, Скип.
— Не думай об этом. Стрельба — профессиональный вид спорта в преступном мире. Ты разве чувствовала бы сожаление, если бы подобное случилось с посторонним человеком, а ты услышала бы просто об этом?
— Это случилось со мной! Ты-то никогда не убивал человека, не так ли?
— Нет. Но был близок к этому. И я всегда ношу кинжал. Неразрешенный и изжитой, как тиф, но в каждой паре штанов я шью потайной карман и стараюсь держаться в форме. |