— Словоизлияниями вы ничего не добьетесь. У вас есть только один способ обелить себя, а именно — доказать, что виновен кто-то другой.

— Ну, — заколебался Толбот, — если вы так считаете, единственное, что мы можем сделать...

— ..Вытащить на свет Божий всю грязь, — захохотал Эшберри. — Как видишь, мы не зря надеялись на проницательность мистера Холмана. Он нас прекрасно понимает.

— Джон, — неодобрительно скривился Толбот, — в этом деле нам необходимо сохранить чувство собственного достоинства. В конце концов, мы же артисты! Я согласен, что мы должны сообщить мистеру Холману всю полезную информацию, какой только располагаем, но не надо унижаться до уровня обычных сплетников.

Тяжелые веки Эшберри опустились еще ниже.

— Этот неописуемый Хиллан сказал, будто похитивший экземпляр пьесы Рейфа мог сделать это лишь вскоре после того, как она была написана, то есть примерно год назад?

— Видимо, так.

— В то время в доме жила возлюбленная Рейфа, так называемая актриса телевидения. — Он презрительно пожал плечами. — Последняя стадия деградации для любого артиста, сколь бы талантлив он ни был изначально. Эту женщину зовут Джеки Лоррейн...

— И Кендалл выставил ее вон, обнаружив в постели с одним из приятелей дочери, неким Питом, — закончил я за него. — Мисс Лоррейн уверяет, что все это было подстроено.

— О! — Эшберри не скрывал разочарования. — Так вы знали об этом?

— Скажите мне что-нибудь новенькое, — взмолился я. — К примеру, почему дочь постоянно ссорится с Кендаллом?

— Холодная дева? — неожиданно закудахтал Толбот. — Я так прозвал ее в шутку, потому как немало насмотрелся на игры этой особы.

— Где, например?

— Ну, здесь и там, — неопределенно махнул рукой поэт. — Но Антония определенно не холодная и, уж конечно, не дева.

— Похоже, она не очень-то ладит с отцом?

— Странная девица, — пробурчал Эшберри. — К Рейфу относится как к своей собственности. Думаю, именно по этой причине она ненавидит нас с Брюсом. Мы занимаем очень маленькое место в сердце ее отца, но Антония все равно видит в нас соперников, которых необходимо устранить.

— Почему?

— В один прекрасный день ей придется выложить кругленькую сумму психиатру, чтобы тот во всем разобрался... Может быть, эти странности связаны с тем, что Антония слишком рано потеряла мать?

— Вы знали ее мать? — спросил я.

— Она умерла задолго до моего знакомства с Рейфом. — Он пожал плечами. — Рейф никогда не говорит о жене, и я не имею понятия, что она из себя представляла. — Он подтолкнул в бок поэта. — Брюс?

Толбот тихонечко соскользнул с высокого табурета на пол.

— ...извините меня! — пробормотал он, растягиваясь на ковре с бессмысленной улыбкой. — Закон тяготения, понимаете? Бороться бесполезно! — Он закрыл глаза и громко зевнул:

— ..койной ночи.

Актер снова пожал мощными плечами, потянулся за бутылкой джина и выплеснул остатки себе в бокал.

— Терпеть не могу это пойло, — словоохотливо пояснил он. — Никак не возьму в толк, зачем Брюс его пьет. А если хорошенько подумать, не знаю, чего ради он пишет стихи...

— Вам что-нибудь известно про Пита, приятеля Антонии, которого Рейф застукал в кровати Джеки Лоррейн?

— Ничего-ничегошеньки, — с глупой улыбкой ответил он.