– Окунев не откровенничал на этот счет. Но клянется, что не вешал деда. И записку видел. Просто слушал, как тот плачет и кается невнятно.

– Не записал?

– Не знаю. Осипов меня избегает. – Карелин стащил с плеча кота, опустил его на пол. – Все, рыжий, иди гуляй. Я по твоей хозяйке соскучился.

– Я же рядом, – возразила она.

– Рядом – это вот так… – Он встал, притянул ее к себе и с силой обнял. – Я счастлив, Мария Климова, что ты теперь у меня есть. Боже, как же я счастлив…

Ужин они начали готовить не скоро. Когда уже стемнело. И вместо сложного мясного блюда с овощным гарниром, просто закинули все продукты в мультиварку и потушили. Потом ели, нахваливали еду и себя за сообразительность.

– Главное – полезно, – без конца восклицала Маша. – Ни тебе лишнего жира, ни…

Договорить не успела, в дверь позвонили. Открывать пошли вместе.

– Хм-м… Так и знал, что ты здесь. – На лестничной клетке стоял Осипов.

Маша с Карелиным молчали.

– Могу войти? – и не вломился как прежде – нагло, без приглашения.

– Входи. – Дима слегка сжал напряженные Машины плечи. – Если тебе есть что сказать.

Осипов вошел, разулся. Самостоятельно повесил куртку на крючок. Достал из внутреннего кармана бутылку коньяка, пошел в кухню.

– Кто со мной выпьет? – Он вопросительно глянул.

Маша с Карелиным лишь качнули головами.

– Понял. Выпью один. Как на поминках, не чокаясь.

Осипов налил стопку, выпил, закусил свежим огурцом.

– Кого поминаешь, Женя?

Маша с Карелиным присели к столу, с которого уже успели убрать грязную посуду.

– Свое доброе имя честного мента, – пробубнил тот, махнув сразу вторую и третью стопки. – Нет, по службе все нормально. Там меня чуть нагнули, но и только. А вот тут-то гадко!

Он стукнул себя кулаком в область сердца. Исподлобья глянул на Карелина.

– И перед тобой я по всем статьям виноватый, Димон. И с женой твоей спал. И закрыл тебя по ложному доносу. Гадко от самого себя. Уйду я из полиции. Не могу с такой ношей. – Он помолчал и снова повторил: – Гадко… Но ты тоже восемь лет назад проявил слабость. Мог бы апеллировать. Мог бы хотя бы в последнем слове на суде что-то сказать в свою защиту! А ты от последнего слова отказался. Почему?

– Я не помнил. Я ничего не помнил. И мне тоже было гадко. Вот здесь! – Он тоже стукнул себя кулаком в грудь. – Я все время сомневался. Вдруг это я?!

– А это Пачкин. Он забил свою подругу до смерти, урод старый! – Осипов выругался, не стесняясь Маши. – Оказывается, она передумала выходить за него замуж! Он уже кому-то из своих пообещал, что подарит квартиру, что переезжает к своей женщине, а она ему отказала. Они ссорились неделю. Так Окунев изложил в своих показаниях. Потом Пачкин пришел к Сидоровой для последнего разговора…

– С битой? – перебила его Маша.

– Ага. Начал с угроз. Она стояла на своем. Закончил убийством. А Окунев, который притащил тебя к себе, потому что не нашел у тебя твоих ключей в карманах… Он услышал шум за стеной, крики. Потом увидел какого-то мужика с битой. Со спины увидел. Вошел в квартиру, а там… Он и придумал все это, чтобы убрать тебя с горизонта.

– Так Лизу мою хотел? – горько усмехнулся Дима.

– Он хотел всю твою жизнь, Димон! Жену, фирму, квартиру, удачу… Все, чем ты владел.