Впервые после побега из Стэвертон-Хауса Петрина усомнилась, что поступила правильно.
Ей даже почудилось, что она ощущает в воздухе аромат духов Ивонны Буврэ и слышит, как граф говорит ей о любви, а Ивонна отвечает ему прекрасным, мягким голосом с французским акцентом.
Петрина негромко вскрикнула, зажав уши руками, словно ее оглушал этот воображаемый любовный разговор.
Когда она опустила руки, ей показалось, что кто-то неслышно вошел в дом. Петрина замерла, прислушиваясь. В тишине она различила звук приближающихся шагов. Чья-то фигура появилась на пороге, и ее позвали по имени:
— Петрина!
Невозможно было ошибиться в том, кому принадлежал этот звучный, низкий голос, и, вскрикнув так, что темнота отозвалась эхом, Петрина вскочила и подбежала к графу. Тот обнял ее и, почувствовав, как она жадно прильнула к нему, такая мягкая, теплая, еще крепче прижал ее к себе.
— Все в порядке, — проговорил граф, — он жив!
Петрина оторвала лицо от его груди и заглянула в глаза графа.
— Он… не умер? — еле слышно спросила она.
— Он жив! Хотя ему здорово досталось. И поделом!
Петрина опять спрятала лицо у него на плече, чувствуя невыразимое облегчение, смешанное с удивлением от того, что руки графа так крепко ее обнимают.
— Вы уверены? — спросила она, запинаясь.
— Совершенно уверен! — ответил граф, и в голосе его прозвучала ласковая насмешка. — Так что вам, дорогая, незачем прятаться от полиции! Вы можете спокойно вернуться домой.
Петрина не могла поверить своим ушам. Она подняла лицо и хотела что-то сказать, но в этот момент губы графа опять коснулись ее губ.
Сначала ей показалось, что все это снится. Потом чувство радости и восторга, которое она испытала, когда граф впервые поцеловал ее снова, с еще большей силой, овладело всем ее существом. Теперь у нее не осталось сомнений в реальности происходящего, тьма исчезла, и Петрина почувствовала себя неотъемлемой частью этого человека. Словно он взял в свои руки ее сердце и душу, всю ее любовь к нему, и она совершенно ему предалась, как того желала.
Его губы стали требовательнее, и ей начало казаться, будто их окутал какой-то неземной свет.
«Я люблю вас!» — хотелось ей сказать, но не было слов, чтобы выразить чувства, и она подумала, что они уже не земные существа, но боги.
Он оторвал ее от земли и вознес высоко в небо, и она стала как сияющая звезда в бесконечном просторе Вселенной.
Это был поцелуй такой прекрасный, такой чудесный, что Петрина подумала: должно быть, она умерла и уже в раю.
Наконец, спустя долгое время, граф поднял голову.
— Мое сокровище! — сказал он глухо и прерывисто. — Нет на свете другой такой же непредсказуемой и своенравной женщины, как ты, Петрина. Но я бы не хотел, чтобы ты стала иной.
— Я тебя люблю! — прошептала Петрина, все еще смущенная и взволнованная этим поцелуем.
— Я тоже люблю тебя!
И хотя она не могла видеть его лица, она догадалась, что он улыбнулся, говоря эти слова.
— Ты… любишь меня? — прошептала она. — Это… действительно так?
— Действительно! Это правда, — ответил граф. — Но, дорогая, согласись: это не самое лучшее место, где я могу говорить о своей любви к тебе.
— Да разве это имеет значение, где говорить? — спросила Петрина. — Я мечтала, я молилась о том, чтобы ты почувствовал ко мне хоть немного… тепла… Но о твоей любви я не могла и мечтать!
— Я сопротивлялся этому чувству, — признался граф. — Я не хотел никого любить, но перед тобой, Петрина, устоять было трудно. |