Несмотря на свое скоропалительное предложение, Николас скептически относился к романтической любви и к любви с первого взгляда. Он не верил в то, что можно от любви потерять голову, хотя ничем иным его нынешнее состояние объяснить было невозможно. Это было какое-то наваждение. Лежа прошлой ночью в постели, он задавался вопросом, могла ли эта тяга возникнуть из жалости. В конце концов, он вырос, ни в чем не зная отказа. Возможно, теперь ему хотелось осчастливить девочку из менее обеспеченной семьи. Но Николас и прежде встречался с женщинами скромного происхождения, и ни к одной из них он не испытывал столь сильных чувств, лишающих дара речи и даже мешающих дышать. Все эти женщины, которых Николас покорял бутылкой кьянти за ужином в дорогом ресторане и обезоруживающей улыбкой, в течение недели согревали его постель, после чего он шел дальше. Он мог проделать то же самое с Пейдж. В этом он нисколько не сомневался. Но, глядя на нее, он хотел только одного: встать рядом и своим сильным телом защитить ее от окружающего мира. Она хотела казаться сильной, хотя на самом деле была необыкновенно хрупкой и беззащитной.

Сейчас Пейдж растянулась на диване в гостиной, благодаря ее усилиям превратившейся в жилую комнату, с головой уйдя в «Анатомию» Грея, как будто это был не скучный учебник, а увлекательный триллер.

— Николас, я не знаю, как тебе удалось все это запомнить, — вздохнула она. — Я не осилила даже кости. — Она подняла голову. — Честное слово, я пыталась. Я думала, что если мне удастся их выучить… твердо, без подглядывания, я произведу на тебя впечатление.

— Ты и без костей производишь на меня впечатление, — заверил ее Николас. — Ну их, брось.

— Я не умею производить впечатление, — пожала плечами Пейдж.

Улегшийся рядом Николас повернулся на бок и уставился на нее.

— Ты шутишь? — удивленно спросил он. — Ты ушла из дома, нашла работу и сумела выжить и устроиться в совершенно чужом городе. Господи, мне в восемнадцать лет такое было не под силу! — Он помолчал. — Да я и сейчас в себе не уверен.

— Тебе это просто было не нужно, — тихо ответила Пейдж.

Николас открыл рот и хотел что-то сказать, но промолчал. Да, ему это было не нужно. Но он этого хотел.

Как отец, так и мать Николаса, каждый на свой манер, но изменили свою жизнь. Род Астрид вел свое начало от Плимутской скалы, и она изо всех сил стремилась скрывать свою бостонскую голубую кровь от окружающих.

— Я вообще не понимаю, из-за чего столько шума вокруг «Мейфлауэра», — говорила она. — Господи ты боже мой, да пуритане были отщепенцами, пока не попали сюда.

Она выросла в богатстве и роскоши, за которыми стояли такие старые деньги, что ничего иного она и представить себе не могла. Собственно, она возражала не против легкой и комфортной жизни, а лишь против налагаемых этой жизнью ограничений. Она не собиралась становиться одной из тех жен, которые сливались с фоном, являющимся их естественной средой обитания. Поэтому в день окончания Вассара она, никого не предупредив, улетела в Рим. Там она напилась и всю ночь танцевала в фонтане Треви. Она переспала с огромным количеством черноволосых мужчин, но в конце концов деньги на ее карточке закончились и пришлось вернуться.