Она ничего не сказала, не нашла даже слов утешения. Единственное, что ей оставалось, — это принять его историю и отнестись внимательнее к его чувствам. Бог свидетель, она никогда не поймет, как можно избивать людей.

— Я сбился со счета, подсчитывая, как часто нам отключали электричество, — продолжал Ник свой рассказ. — Я все скрывал — и от тебя, и от других. Скрывал под маской крутого парня в кожанке, выражающегося так, будто он только что из колонии для малолетних преступников.

Грейс теснее прижалась к нему, желая утешить и не находя другого способа. Она оказалась права. Теперь-то она точно знала — если уж Ник пожелал бы скрыть от нее свои чувства, он бы с легкостью сделал это.

— Я оставил родительский дом, потому что родители хотели этого. Став мужчиной, я превратился в соперника собственному отцу. Вот я и направился в Калифорнию. Там начал подрабатывать официантом и одновременно грыз гранит науки в колледже.

Что-то в его рассказе насторожило Грейс. Не то чтобы он говорил неправду, нет, но что-то определенно не сходилось в его словах. Впервые после аварии она настолько близко подошла к тому, чтобы вспомнить…

— Отец умер через неделю после того, как я окончил учебу, — тихо произнес Ник. — Мать стала совсем плоха. Я упаковал вещи и перевез ее в Даллас — к нашим родственникам. Отец при жизни не позволял ей общаться с ними. Мама после переезда сразу почувствовала себя лучше, впервые за долгие годы. Но, несмотря ни на что, превратила свою комнату в буквальном смысле в святилище. Этакий музей, где хранились вещи человека, дважды едва не забившего ее насмерть.

— Мне жаль, — прошептала Грейс, прижимаясь к нему.

— Мне тоже, — произнес Ник и погрузился в молчание.

Выговорившись, он почувствовал, будто стал чище. До сих пор он даже не замечал, сколько грязи скопилось в его душе. Но сейчас он очистился. Ник дважды глубоко вздохнул, желая прочувствовать свое новое состояние. И неожиданно понял, что, хотя только что раскрыл свою тайну Грейс, земля не перестала вертеться. И он все тот же, что и раньше… Отец больше не давил на него.

— Ох, Грейс… — Ник притянул ее к себе и закрыл глаза. — Прости меня.

— Не стоит. Тебе надо было выговориться. А мне — выслушать тебя. Я рада, что ты наконец все рассказал мне.

Ник покачал головой.

— Я не об этом. Может, мне и надо было выговориться, а тебе — выслушать. Но это не должно было произойти так…

— Я не жалею об этом.

— А я жалею, — произнес Ник, и Грейс поняла, что он говорит всерьез. Его кодекс рыцарской чести подсказывал, что для Грейс произошедшее между ними должно быть болезненно.

— Я даже не представляю, что же такое ты мог сделать, чтобы я возненавидела тебя, — сказала Грейс, отчаиваясь утешить его и в то же время страшась потерять. — Но что бы это ни было, я уже сказала, что прощаю тебе все.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Как Ник и ожидал, наутро его терзали угрызения совести. Но вот чего он не ожидал совсем, так это ощущения легкости — как будто с его плеч свалилась тяжкая ноша. Хотя Ник не все рассказал Грейс, он почувствовал облегчение. Такое облегчение, что ему подумалось — согласись она выслушать его до конца, и он окончательно обретет покой.

Но к сожалению, тому есть два препятствия. Первое — остаток жизни он будет вынужден провести без Грейс. Что бы она ни говорила, ей нелегко будет простить его.