– Насколько я понял, доктор Стрейчи тесно сотрудничал с фирмой, которая и построила когда-то это здание.

– Да. «Флад ассошиэйтс».

Логан вздохнул. Начиналось самое трудное.

– Еще один вопрос. Не могли бы вы рассказать о событиях, приведших к нападению на вас доктора Стрейчи?

Миколос молчала.

– Не спешите. Расскажите своими словами.

Она снова потянулась к коробке с салфетками.

– К этому шло постепенно, и я заметила не сразу. Началось, наверное, с раздражения – раньше он никогда не раздражался; добрейший был человек. За те два года, что я с ним работала, ни разу голос не повысил. Но в последнее время стал покрикивать – на секретарей, на обслуживающий персонал, однажды даже на меня. А еще иногда вел себя странно.

– В каком смысле странно?

– Махал руками перед лицом, как будто отталкивал что-то. Мычал, как делают дети, когда кто-то им не нравится или слишком долго говорит. А еще… еще постоянно бормотал.

– Я слышал, он вроде бы разговаривал с собой. Вы слышали, что он говорил?

– До последнего времени, может быть, пару дней, – что-то неразборчивое. Думаю, сам он этого не сознавал. А то, что я иногда слышала… ну, это по большей части вздор.

– И все-таки.

Миколос задумалась.

– Что-то вроде: «Прекратите. Перестаньте. Мне это не надо. Уходите. Нет, вы меня не заставите».

– А что потом?

Миколос облизала губы.

– В последние пару дней все вдруг резко ухудшилось. Закрывал дверь в офисе, кричал, швырял вещи. Со мною не разговаривал. Однажды, проходя мимо, вдруг заткнул уши. А потом, в прошлый четверг… Он был такой возбужденный, такой беспокойный. Я подошла, положила руку ему на плечо, спросила, могу ли чем-то помочь. Он вдруг обернулся… – Она вздохнула. – Господи… Лицо багровое, перекошенное злостью, глаза безумные… Но, знаете, я увидела в них не только ярость, но и отчаяние и, может быть, беспомощность. Он отбросил мою руку, схватил за плечи, толкнул на стол и начал душить. Я швырнула ему в лицо клавиатуру…

Миколос поднялась.

– Только тогда он меня отпустил. Я выскочила из-за стола, нашла телефон, позвонила консьержу, потом доктору Олафсону. Через минуту сюда ворвались трое лаборантов; Уилларда скрутили и увели. Он отбивался, кричал в голос… Вот тогда я и видела его в последний раз.

Она отвернулась и, переведя дух, снова села за стол.

– Спасибо, – сказал Логан.

Миколос кивнула. Некоторое время оба молчали.

– Пожалуйста, мне нужно это знать, – первой заговорила она. – Говорят, он покончил с собой. Но я не верю.

Логан не ответил.

– Пожалуйста, скажите мне. Как он умер?

Ученый колебался. Информацию старались не разглашать, но эта женщина помогла ему, хотя ей и было нелегко.

– Об этом предпочитают не распространяться.

– Я никому не скажу.

Логан пристально посмотрел на нее.

– В библиотеке для гостей тяжелые оконные рамы. Он обезглавил себя, воспользовавшись одной из них.

– Он… – Миколос в ужасе прижала ладонь ко рту. – Какой ужас. – Она покачала головой. – Нет. Это не Уиллард. Уиллард не мог.

– Что вы имеете в виду?

– С ним явно было что-то не так. Может, заболел – не знаю… Но он никогда, никогда бы не покончил с собой. Ему было ради чего жить. Безрассудность, опрометчивость – это совершенно не в его характере.