Примерно то же и с такой же убежденностью говорил и Олафсон.

– Именно потому я и вернулся, – сказал Логан. – Попытаться понять, что случилось.

Миколос рассеянно кивнула. Потом взглянула на него.

– Вернулся? Как это понимать?

– Лет десять назад я провел в «Люксе» шесть месяцев. Занимался одним своим исследовательским проектом.

– Правда? Шесть месяцев – срок довольно странный. Обычно на исследование отводятся годы.

Логан снова задержал на ней оценивающий взгляд. Что-то подсказывало – этой женщине можно доверять. Более того, она могла бы даже помочь ему, хотя он еще не представлял, в чем именно.

– Меня попросили уйти.

– Почему?

– Вы же знаете историю «Люкса» – это старейший в стране «мозговой центр». Знаете, какое положение он занимает.

– Хотите сказать, мы все здесь – кучка зажатых придурков?

– Вроде того. Мою работу признали неадекватной. Не вполне научной. Недостаточно интеллектуально строгой. Некоторые посчитали ее каким-то надувательством, шаманством. Руководство, во главе с доктором Карбоном, указало мне на дверь.

– Карбон, – поморщилась Миколос. – Тот еще паршивец.

– Так вот, теперь я вернулся. Но уже не как стипендиат, а как следователь.

– Доктор Логан, я хочу… мне нужно знать, что случилось. Если смогу чем-то помочь, вы только дайте знать.

– Спасибо. Можете для начала, если не возражаете, провести меня по офису доктора Стрейчи. – Он кивнул в сторону дальнего кабинета.

– Конечно. Только там небольшой беспорядок… С вашего позволения, я пройду первой и немного приберусь. Не хотелось бы, чтобы с вами случилось то же, что и с Алканом.

– Что?

– Шарль-Валантен Алкан. Французский композитор. Сочинил несколько очень и очень необычных музыкальных произведений. Говорят, умер от того, что опрокинул на себя книжный шкаф.

– Никогда о нем не слышал. Вы прямо-таки женщина Возрождения.

– Так же, наверное, думал и «люксовский» хедхантер. – Миколос невесело улыбнулась и поднялась из-за стола. – Ладно, идите за мной.

Логан не знал заранее, чего стоит ожидать, и комната, в которой он оказался – что-то среднее между гостиной и библиотекой, – явила собой приятный сюрприз. Обжитая, уютная, ухоженная. Дорогая мебель, обтянутая кожей цвета красного дерева. Одну стену занимали книжные стеллажи, занятые, как заметил Логан, английскими романами XIX века, переводной латинской классикой, современными детективами, биографиями и многочисленными работами по плаванию под парусом, архитектуре, дизайну и истории вычислительной техники. Книги стояли не ради красоты; сняв с полки две или три, Логан обнаружил, что их читали, причем очень бережно. Кое-где на полях сохранились сделанные рукой Стрейчи пометки, аккуратные и короткие. Характерный для всего особняка эдвардианский стиль присутствовал во множестве дополнительных, со вкусом подобранных деталей: винтажных светильниках, астраханских коврах, написанных маслом картинах в духе английской романтической школы, старой механической кукле, допотопном радиоприемнике в деревянном корпусе, видавшем виды секстанте – очевидно, Стрейчи был коллекционером старинных технологий. В одном углу стоял письменный стол с убирающейся крышкой, на котором лежали чернильные авторучки; другой монополизировал «Стейнвей» модели Б, черная, полированная поверхность которого сияла в мягком свете.