Вопреки моим сомнениям и ворчанию Жозефины Симоны, лекарство подействовало. Ядовитые щупальца гнева перестали жечь душу, и я вздохнула свободнее. Коготки обиды ещё царапались, но не больно, а как игривый котенок. Я не собиралась прощать чародею устроенное «веселье», но и жгучей ненависти больше не ощущала. Да, способ он выбрал отвратительный, но дар теперь точно со мной заодно.

«Вот и славно »,   шепнул в голове знакомый голос   высокий для мужчины и низкий для женщины.

«Ты теперь всегда будешь болтать? »

Мира засмеялась.

«Расслабься. Я не навязчивая ».

Но мне было не по себе. Придется привыкнуть, что рядом постоянно есть кто то ещё. Свидетель и наблюдатель. Да, это не в новинку. Мира и раньше находилась внутри меня. Видела всё: и самое неприглядное, и очень личное. Но я не осознавала насколько все «запущено».

«Без паники »,   развеселилась она.   «В ответственные моменты я абстрагируюсь и не подглядываю ».

В ответственные моменты? Я с трудом сдержала ругательство. Мало мне беспардонной Жозефины Симоны!

«В отличие от твоей кошки, я дама приличная ,»   добавила Мира примирительно.

...Вечером в среду позвонил Глеб Вениаминович. Вот кого я была рада слышать! Живого и невредимого!

  Привет, затворница! Я недалеко от тебя. Можешь съездить со мной кое куда? Нужна магическая... э э э... консультация.

Я согласилась сходу. Тянуло вырваться из четырех стен, провести время с кем то посвященным. Пусть и для дела, а не ради развлечения. Схватила сумку и рванула вниз. Стоя у подъезда, ощутила легкую нервозность. Странно видеть родной двор с бабушками на скамейках и детьми на площадке. Тот самый двор, что недавно разлетелся на пазлы за спиной. По телу прошла дрожь. Воспоминания оставались яркими.

  Настроение не слишком боевое?   спросил Глеб Вениаминович полушутливо, едва я устроилась на пассажирском сидении и щелкнула ремнем безопасности.

  Бывало и хуже,   ответила я в тон.

  Я узнал о твоем «приключении» постфактум,   сообщил сухо. Не оправдывался, хотел снять вопрос с повестки дня.

  Не сомневаюсь,   усмехнулась я.   Царь не нуждается в одобрении подданных.

Духота не желала отпускать из плена вечерний город. Но я попросила сыщика отключить в машине кондиционер и открыла окно, подставляя лицо легкому ветру. Так лучше получалось чувствовать себя живой, полноправной частичкой реальности. Я не спрашивала о пункте назначения, сидела молча, не спеша нарушать тишину первой.

Мы миновали магистраль с линией для скоростных трамваев, завернули налево, проехали мимо республиканской больницы   некогда зеленой, а ныне обновленной, обложенной бежевыми плитами. Выехали на трассу, прибавив скорость. Ветер обрадованно заиграл с распущенными волосами. Я проводила взглядом табличку с перечеркнутым названием города. Замелькали полосы деревьев, прячущие поля.

Я любила эту дорогу. По ней мы каждый год отправлялись на базу отдыха, ту, что показал лабиринт. Нужно лишь на скорой развязке повернуть направо и ехать еще с полчаса: по трассе, через поле и лес к Волге   широкой, завораживающей, могучей. Но мы пропустили поворот, авто лихо рвануло дальше, и сердце кольнуло нехорошее предчувствие. Следующий съезд с основной дороги вел прямиком к аэропорту   месту, где случайная встреча с Вольдемаром Литвиновым перечеркнуло нас с Антоном.

  Мы ведь едем не...

  Именно туда,   кивнул Глеб Вениаминович, уверенно сжимая руль. Точь в точь, как в воспоминаниях Карины.