«Не переживайте за Глеба. Он сильнее любого из нас. Думайте только о деле и не бойтесь неудачи. Я помогу сделать всё правильно. На этот раз ».

Можно было бы подумать, что чародей имел в виду утреннее несанкционированное проникновение в сознание Дамира. Но речь шла о другом. Устинов напомнил о моём выборе два месяца назад и продемонстрировал неодобрение. Нахлынула обида от несправедливости. Да, окажись он сам лицом к лицу с призраком Полины Андреевой, быть может, сумел бы вывести Гаврилова из здания живым. Но у меня то опыт переговоров с обозленными духами отсутствовал.

Мысленно ругая чародея, я пропустила момент перемещения, и, открыв глаза, обнаружила, что стою в прихожей незнакомой квартиры. Признаться, я ожидала попасть в элитную новостройку с большими габаритами, а не в тесную «хрущевку», пусть и с дорогущим ремонтом. Глеб Вениаминович мог позволить себе больше старого жилья, жмущего в бёдрах. Но, судя по немногочисленной мебели, предпочитал практичность.

Пахло крепким кофе и сладкой сдобой. Не магазинной, а настоящей домашней, какую пекли внукам бабушки. Не считая моей, разумеется. Мартыновна тесто в жизни в руках не держала, ибо не царское это дело   пачкаться чем то липким.

  Проходи в зал,   велел хозяин квартиры, забирая куртку. Джентльмен и в критической ситуации остается таковым.

Но я не торопилась выполнять распоряжение. Подождала, пока в комнату шагнёт чародей, оставив на вешалке щегольское темно синее пальто и шейный платок, пахнущий чем то пряным, но не приторным. Хотелось отдалить встречу с Дамиром. Я представила себя, стоящей возле абсолютно гладкой высоченной стены. Мне предстояло на неё взобраться, но я не понимала, с какой стороны подступиться к преграде.

  Вы долго!   раздался взволнованный женский голос, вызвав новую волну паники и желание кинуться наутёк.

Я почти физически ощутила, как горло обхватывают сильные мужские руки. Пальцы безжалостно вдавливаются в плоть, желая причинить максимум боли, прежде чем жизнь покинет податливое тело. А потом комната с неброскими бежевыми обоями поплыла, потому что навстречу вышла темноволосая женщина, несколько часов назад смотревшая на меня из зеркала   в странном сне, слишком реальном и красочном.

Сейчас она предстала во плоти. В чёрном облегающем платье в пол с довольно таки откровенным вырезом. На груди красовался серебряный кулон в виде сердца. На смуглом лице застыло выражение крайней озабоченности, а в карих глазах вместе с беспокойством я заметила невероятную усталость.

  Вы?   выдохнула я, мечтая проснуться.   Но как?

Затем я, кажется, выругалась матом. Причём трехэтажным. И схватилась за дверной косяк.

  Спокойно!   сзади меня подхватил Глеб Вениаминович, не дав съехать на пол.

Женщина изумлённо вскинула брови, а чародей тяжело вздохнул, поняв, что дело нечисто. В зеленых глазах читался вопрос. Вернее, самый настоящий приказ немедленно объясниться. Но я посмотрела затравленно, чувствуя странную слабость. И обреченность.

Устинов сразу смягчился, стёр с лица недовольство.

  Покажите,   попросил он, вполне достоверно изобразив заботу.

Впускать мага в мысли хотелось меньше, чем самой проникать в голову Дамира. Но рассказывать о сегодняшнем сне было ещё труднее. Я зажмурилась, вспоминая наш первый разговор с Устиновым в «Забытом чародее», зиму за окном, Жозефину Симону, подавившуюся молоком. И форд, который, благодаря моему согласию, предстал пред взором Алексея Даниловича.

  Разрешаю увидеть мои воспоминания о ней,   я указала рукой на притихшую брюнетку, ставшую похожей на раненную птицу, забившуюся в угол.