|
Как только командир парфян отдаст приказ, их всех ждет неминуемая смерть. Причем она даже не будет славной — всего лишь один-два залпа из смертоносных луков, И все же ни при каких обстоятельствах они не сдадутся.
«Прощай, мама. Да будут боги добры к тебе, Фабиола. Путешествие, какого не совершал еще ни один аллоброг, сейчас закончится. Но тут, по крайней мере, я умру, но не покину тех, кого люблю».
Темнокожий мужчина в белом долго и пристально смотрел на них. Горсточка его врагов, окруженная горами трупов своих товарищей по оружию, все же не намеревалась складывать оружие. Вдруг он указал рукой в сторону армии Красса и что-то произнес на незнакомом языке.
— Что он говорит?
— Наверно, хочет, сын шлюхи, чтобы мы бросились бежать, — сказал Феликс и скорчил злобную гримасу. — А тогда они нас тоже перебьют.
Парфянин снова ткнул рукой в сторону римских позиций.
Тарквиний повернулся к Бассию:
— Командир, мы можем идти.
Старший центурион некоторое время без всякого выражения на лице смотрел на него, а остальные разинули рты.
— Ты понимаешь, что он говорит? — шепотом спросил Ромул.
— Парфянский язык очень похож на древний этрусский, — негромко отозвался Тарквиний.
— Эти поганцы могли пять раз перебить нас на этом самом месте, — кивнул Бассий.
Тарквиний что-то прокричал на незнакомом его товарищам языке, офицер внимательно прислушался и ответил не сразу.
Бассий хмуро ждал окончания разговора.
— Так, в чем там дело, опцион?
— Командир, я спросил, кто он такой.
— И?..
— Сурена, главнокомандующий парфянским войском.
Было слышно, как многие сдержанно ахнули.
Тарквиний повысил голос:
— Сурена сказал, что мы смелые мужи и достойны получить еще немного жизни. Он позволяет нам свободно уйти.
Воины поворачивали головы, не веря, что получили шанс уцелеть. Бренн громко и тяжело вздохнул. Значит, его путешествие еще не закончилось.
— А ему можно верить? — спросил Феликс.
— Если будем торчать здесь, то у нас будет одна дорога: прямо в Гадес, — мрачно отозвался Бассий. — Разбить «черепаху»! В колонну по два!
Солдаты с опаской опустили щиты. Многие ожидали, что на них сейчас обрушится поток стрел.
Ничего не случилось.
Бородатые люди бесстрастно смотрели на двадцать человек, оставшихся от трех тысяч. Конники, стоявшие с той стороны, где остались римские легионы, молча расступились и образовали проход, по которому могли пройти плечом к плечу два человека.
Происходившее казалось слишком хорошим, чтобы в него можно было сразу поверить.
— За мной, парни! Медленно и уверенно! — спокойным голосом приказал центурион. — Чтобы мерзавцы не подумали, что мы их боимся.
Бассий первым двинулся по проходу между рядами лучников. Несмотря на рану и крайнюю усталость, дух ветерана оставался неукротимым, и воины с готовностью последовали за ним. Ромул потом мог поклясться, что многие из воинов противника склонили головы в знак уважения к кучке наемников, которые шли мимо них, по-походному держа щиты и копья.
Им приходилось наступать на павших, и каждый солдат из тех, кто шел за Бассием, понимал, какая участь ждет оставшихся здесь. Но парфянские воины, замершие совсем рядом, внимательно следили за каждым их шагом, и ничего нельзя было поделать.
Когда раненые поняли, что некоторым из их товарищей удалось спастись, со всех сторон послышались отчаянные мольбы о помощи.
— Помогите, — выкрикнул один, чья нога была приколота к песку глубоко вонзившейся стрелой. |