Дом был заброшенный. Часть крыши провалилась внутрь, стропила придавило упавшее сухое дерево. Водосточная труба на другом конце крыши вся заросла плющом и отделилась от стены. Энн скользнула взглядом вниз: стоявшая под трубой кадка для дождевой воды совсем растрескалась, растопырилась и теперь напоминала безумный деревянный цветок. Здесь царила жаркая и влажная тишина, которую лишь слегка нарушало еле слышное чириканье птиц.
Энн знала, какой формы эта крыша, а также какой формы дымоход, заросший плющом. Она ведь бо́льшую часть жизни видела и то и другое, разве что крыша не была сломана, а рядом не росли деревья, которые могли на нее упасть. «Нет, вы только подумайте! – думала она. – Откуда здесь ферма Гексвуд? Она должна быть на другой стороне ручья… реки… не важно. И почему она лежит в развалинах?»
Тем временем Чел врезался в толщу бурьяна с криком: «Вот это настоящее место!»
Вскоре он уже требовал, чтобы Энн бежала смотреть, что он нашел. Девочка пожала плечами. Должно быть, это снова паратипическое поле. Оказалось, что мальчик обнаружил ржавый чайник, в котором свила гнездо малиновка. Затем Энн пришлось осмотреть другую находку – старый сапог, потом пучок голубых ирисов, а затем окно фермерского дома, расположенное достаточно низко, чтобы Чел мог в него заглянуть. Это открытие показалось девочке более сто́ящим. Она помедлила, рассматривая сквозь пыльные потрескавшиеся рамы сгнившие остатки клетчатых красно-белых занавесок; потом взгляд ее упал на опутанную паутиной бутылку моющего средства, а затем разглядела она и всю сиротливую, холодную кухню. Кругом были опустевшие полки, а на столе лежало нечто вроде бренных останков буханки хлеба – а может, просто плесень.
«Неужели ферма и вправду так выглядит? – недоумевала Энн. – Не может быть, что она такая старая».
Снова раздался крик мальчика:
– Иди сюда, посмотри, что я нашел!
Энн вздохнула. На этот раз Чел запутался в зарослях терновника возле главных ворот. Когда девочка пробралась к нему, он стоял на цыпочках, ухватившись за две зеленые ветки с шипами, похожими на тигриные когти.
– Ты поцарапаешься! – предупредила она его.
– А тут тоже окно! – сказала Чел, возбужденно цепляясь за колючки.
Энн ему не поверила. Желая доказать, что он не прав, она обмотала кулак рукавом свитера и отодвинула в сторону пучок терновых веток. Внутри, к ее вящему удивлению, оказались ржавые останки белого автомобильного капота, а за ними неярко поблескивало длинное лобовое стекло. Слишком длинное для машины. Наверное, это что-то вроде фургона. Погодите-ка! Энн пошла дальше вдоль зарослей и, работая обоими кулаками, замотанными в рукава свитера, продолжила раздвигать зеленые ветки.
– Что это? – не терпелось узнать мальчику.
– Э-э… какая-то тележка, по-моему, – пробурчала Энн, борясь с терновником.
– Ерунда. У тележек нет окон, – презрительно бросил Чел и побрел прочь, явно разочарованный в способности Энн судить о вещах здраво.
Девочка рассматривала боковую часть некогда белого фургона. По нему струилась коричневая ржавчина. Из-под слоя краски пузырилась ржавчина красного оттенка. Но голубой логотип по-прежнему был там: весы с двумя чашами, одна из них расположена выше другой.
– Это равновесие, – сказала Энн четырем своим воображаемым людям.
Ответа не последовало. Мгновение спустя, обиженная, рассерженная и растерянная Энн вспомнила, что утратила связь с ними сегодня утром, когда входила в лес. «Какая нелепость, – мысленно рассердилась девочка, – вести себя так, словно они и вправду существуют! Но я могу сообщить им об этом позже, когда выйду отсюда. Итак…»
Работая не только кулаками, но еще и плечами и локтями, Энн сражалась с терновником до тех пор, пока ветки не оказались у нее под ногами. |