– Не-а. Как с тобой говорили, помню, а дальше провал, – честно призналась Аграфена.

– Так ты самого главного не дождалась! Эдуард все в секрете держал, чтобы сюрпризом сшибить с ног. И ему удалось – два человека уехали на «Скорой» в больницу.

– От радости? – усомнилась Груня.

– От нее самой, – утвердительно кивнула Татьяна. А затем торжествующе произнесла: – Дело в том, что он выбил нам работу на лето!

– Летом? Работа? – не понимала Груша. – Гастроли, что ли?

– Ага! Мы уже забыли, как это называется, но в нынешнем году у нас будут гастроли. Это чудесно! Едут фактически все. Ты тоже в списках.

– Я?

– А как же мы без художника? Честно говоря, Эдик хотел сэкономить, но я настояла, – шепнула ей Таня.

– Спасибо. А куда едем? В какой-нибудь Урюпинск? Деревня Горелово? Сельский клуб с черного хода, потому что ступеньки на центральном развалились? – спросила Груня.

– Фи! Откуда такое пренебрежение к провинции, душа моя? Оттуда люди едут в столицу, мы к ним. Круговорот! А чем плохо? Отдохнем от суеты, подышим другим воздухом, выпьем самогона… то есть молока коровьего… Тьфу, гадость какая!

– Да нет, я не против, – поежилась Груня, представив молоко с жирной пенкой сверху.

– Здорово я тебя разыграла?! – Татьяна своим громким возгласом просто взорвала мозг Груше. – Мы едем за границу. В Будапешт. Понятно? За гра-ни-цу! Вот это будут гастроли!

– В Будапешт? – оторопела Груша. И промямлила: – Это несомненно интересно.

– Ничего себе, интересно ей! Это же город на Неве, тьфу, то есть на Дунае, колыбель многовековой европейской архитектуры. Одним словом, заграница, а не какой-нибудь там Мухосранск. Все решено! Мы летим завтра!

– Как завтра?

– А что? Паспорта у всех есть. Помнишь, режиссер интересовался их наличием на одной из репетиций? Мы еще ему принесли свои документы, показали в надежде, что спонсор отправит нас за границу. У кого не было, сделали тогда. Потом вроде сорвалось. Но, оказывается, Эдуард Эрикович не оставил эту затею, а продолжал действовать, только втихую, чтобы не сглазил никто, и вот устроил нам такой сюрприз. Визу Евросоюза всем сделали, паспорта готовы, лежат у Эдика, так что завтра летим в Бухарест.

– Куда?!

– В Бу-ха-рест, – радостно улыбнулась Таня.

– Так в Будапешт или Бухарест? – не поняла Аграфена, которую известие настолько озадачило, что она забыла на некоторое время, как плохо себя чувствует.

Между тонких, выщипанных фактически до одной ниточки, а потом почему-то опять нарисованных карандашом бровей Татьяны пролегла морщинка, несмотря на регулярные инъекции ботокса.

– Как же это он вчера говорил? Едем в Будапешт… Нет, едем в Бухарест. Буда… Буха… Не помню. Ой, что-то плохо мне, Груня, еще столько дел надо успеть сделать… Какая разница?

– Как это – какая разница?

– Если полетим в любом случае, то какая разница куда? – отмахнулась Татьяна, разглаживая лоб пальцами. – Не будь занудой!

И актриса, приняв гордую осанку, поплыла по проходу, брезгливо посмотрев на бесчувственно лежащую Настю Ермакову и притулившуюся рядом с ней гримершу Яну.

– Эх, молодежь! Расти им еще до нас и расти! – вздохнула прима Ветрова, бросив уничтожающий взгляд на подходящего Эдуарда Эриковича, и со словами песни «Не ходи с ним на свидание, не ходи, у него гранитный камушек в груди» удалилась из зала вовсе.