– Я таким же был поросенком? – наблюдая за нами, спросил Сережа.

– Хуже. Ты мог набрать целый рот каши, а потом ее выплюнуть. Вот где головная боль была. А еще любил картины рисовать из нее на столе, пока я все отмывала, – ответила я. – Ваня же не хулиганит. Он пытается стать самостоятельным, взрослым. Пытается сам ложкой управлять, только координация слабая. Или ложка тяжелая. Вот и не получается. Скоро получится. Мальчишка сообразительный.

– Наташа говорит, что с ним почти не занималась, – сказал Данко.

– Он многое умеет для своего возраста, а что не умеет, тому научится, – ответила я.

– Я уроки делать, – сказал Сережа. – Кстати, а где он спать будет?

– Пока у нас. Потом к тебе переселим, – коварно сказала я. – Вера кроватку отдает и коляску. Так что сейчас поужинает молодой папа и пойдет за ними.

– Угу, пойду, – согласился Данко. В этот момент вернулся Гена.

– Смотрю, у нас пополнение? – сказал он, разглядывая Ваню.

– Это точно. Как отец?

– Никого не узнает. Буянит. Но врачи говорят, что жить будет. Подруга его бросила. С матерью я связаться не могу. Где то пропадает. Скорее всего, заберу его домой, как только на поправку пойдет. Хорошо, что не парализовало сильно. Говорят, что после инсульта мог и к кровати прикованным остаться.

– Мог, – ответила я.

– Если помощь нужна… – сказал Данко.

– Обязательно вас запрягу в телегу и еще погонять буду, – рассмеялся Гена. Видимо он был в настроение сегодня. Давно его таким не видела. За последнюю неделю он сильно изменился. Перестал хмуриться, как раньше. Чаще стал улыбаться, несмотря на то, что оказался в тяжелой ситуации. – Так откуда ребенок?

– Наташкин, – ответил Данко.

– Быстровой? – переспросил Гена.

– Да.

– Ясно, – ответил Гена. Больше никаких вопросов задавать не стал, словно и так все понятно. А для меня это было непонятно.

Чуть позже Данко собирал кроватку. Я возилась с Ваней. А потом он к маме проситься начал. Расплакался.

– Она хоть приходить будет? – спросила я Данко.

– Нет. Не будет.

– Почему? Как можно от ребенка отказаться? – не выдержала я. – Если проблемы, то можно помочь, поддержать.

– Она не хочет. Не хочет никого видеть и слышать. Наташка умирает. Наверное, нужно к ее решению с уважением отнестись и не навязываться. Тем более что у нее есть с кем утешиться, – ответил Данко.

– От чего?

– Рак. Неоперабельный. Последняя стадия. Месяц назад как нашли, – ответил Данко. – Сделать ничего нельзя. Она только недавно узнала, что я вернулся.

– А почему раньше не сказала? Гордость? Извини за расспросы, но не каждый день дети сваливаются.

– Мы с ней встречались. Я тогда в одиннадцатом классе был. Она работала у нас в буфете, – ответил Данко. – Мы встречались где то полгода. Хорошая девчонка с тяжелой судьбой. У нее мать посадили, когда ей одиннадцать было. Там она и умерла. Отца не было. Никто из родственников к себе не забрал. Она в детский дом попала. Потом вернулась в город. Училась вечером на бухгалтера, работала у нас в буфете. Когда то я ее любил. Для нее же все это была игра. Когда на горизонте появился более взрослый кавалер, который мог предложить что то больше, чем шоколадку «Аленка», мы расстались.

– А потом?

– Чего потом? Армия, Москва.

– Ребенок то откуда?

– Аист принес, – ответил Данко. Мы встретились взглядами.

– Хочешь сказать, что не твой?

– Мой. По документам мой.