– Отличная история, – кивнул я, – и, по крайней мере, избиение достоверно имело место.
– Гм! – нахмурился Терри. – И Соломон заливает, что полковник самолично сек негров кнутом… это ведь не может быть правдой?
– Но это правда, – ответил я. – Когда он гневался, то лупил их без оглядки. Я сам видел, как несколько дней назад он избил одного негра, – и я пересказал историю с курокрадом.
– Так-так! Вероятно, у человека такого сорта могут быть враги, о которых он не подозревает. Как насчет Моисея-Кошачьего-Глаза? Была ли у полковника Гейлорда привычка сечь его?
– Еще как, – кивнул я, – но чем больше полковник издевался над Моисеем, тем, казалось, сильнее Моисей привязывался к полковнику.
– Запутанная ситуация, – проговорил Терри, шагая по комнате и задумчиво хмурясь. – Ладно! – воскликнул он с внезапным приливом энергии, – полагаю, мы с тем же успехом можем поискать из нее выход сидя.
Он снял пиджак и закатал рукава рубашки, после чего очистил один край большого библиотечного стола, отодвинув все в сторону, сел в кресло и указал мне на кресло, стоящее напротив.
– Завтра утром, – произнес он, доставая из карманов свернутые в рулон газетные вырезки и желтый блокнот, – мы съездим и посмотрим на эту пещеру, – она должна поведать свою собственную историю. А пока суд да дело, – он поднял голову и засмеялся, – давай-ка немного включим соображалку.
Подтекст его слов меня не обидел. Терри был порядочный нахал, а для меня было таким облегчением, что он приехал и взял на себя ответственность, что он мог бы вытереть об меня ноги, и я бы не пикнул.
– Наша цель, – начал он, – не доказать, что твой кузен не виновен в убийстве, а найти виновного. Наиболее логично было бы сначала изучить место преступления, но поскольку до утра это не представляется возможным, мы рассмотрим данные, имеющиеся в наличии. На первый взгляд, здесь замешаны, похоже, только двое – Рэднор и этот Моисей-Кошачий-Глаз, личность исключительно колоритная, – присовокупил Терри, в котором репортер на минуту возобладал над детективом.
Он умолк, изучающе разглядывая кончик своей авторучки, затем просмотрел разложенную перед ним пачку газетных вырезок.
– Теперь что касается Рэднора. Давай заглянем немного в его дело. – Бегло просмотрев одну из газетных полос, он бросил мне ее через стол.
– Вот вырезка из «Балтиморского Цензора», умеренно консервативного журнала. Что ты об этом скажешь?
Я взял ее и пробежал глазами. Заметка была датирована двадцать третьим мая, четыре дня спустя после убийства, и по сути своей ничем не отличалась от многих других статей, прочитанных мною на прошедшей неделе.
«В связи с сенсационным убийством полковника Гейлорда, чье тело несколько дней назад было найдено в Люрэйской пещере, штат Виргиния, не выявлено никаких новых улик. В настоящее время власти сходятся во мнениях, что преступление совершил сын погибшего. Обвиняемый ожидает суда в Кеннисбергской тюрьме.
Кажется невероятным, что человек, каким бы испорченным он ни был, мог хладнокровно совершить такое жестокое и противоестественное преступление, как то, в котором обвиняют Рэднора Гейлорда. Его деяние может быть оправдано лишь в свете его прошлого. Потомок одной из старейших семей Виргинии, наследник состояния и благородной фамилии, он всего лишь один из многих, кто продал свое первородство за чечевичную похлебку. Пьяница и мот, он прожигал свою юность в азартных играх и на скачках, в то время как порядочные люди с трудом добывали себе на пропитание.
Несколько раз Рэднор Гейлорд был лишен наследства и выброшен на произвол судьбы, но полковник Гейлорд, питавший слабость к своему младшему сыну, неизменно снова принимал его в дом, который тот опозорил. |