Наконец Хокмуна освободили, он встал, видя перед собой маску Змеи Калана.

— Как оказалось, вы слишком нормальны, милорд герцог, — прошептал барон. — Парадокс, а? Да, слишком нормальны. Такое впечатление, будто часть вашего мозга полностью атрофировалась или просто не работает одновременно с остальной частью. Однако я могу только доложить барону Мелиадусу, что вы вполне пригодны для его целей, если, конечно, принять необходимые разумные меры предосторожности.

— Каких целей? — без особого интереса спросил Хокмун.

— Это он скажет вам сам.

Вскоре после этого барон Калан распрощался с Хокмуном, которого проводили по лабиринту коридоров два стражника в форме Ордена Муравья. Наконец они дошли до двери, богато отделанной серебром, которая открылась в комнату, где практически не было мебели, но зато она была отделана зеркалами, которые покрывали все: пол, стены, потолок — и оставили свободным только одно большое окно, открывавшееся на балкон, откуда был виден весь город. У окна стоял человек в черной маске Волка, маска, которая не могла принадлежать никому другому, кроме барона Мелиадуса.

Барон повернулся и сделал знак стражникам, чтобы те оставили их вдвоем. Затем он дернул за шнурок и сверху опустились портьеры, закрывая зеркала. Если бы Хокмун хотел взглянуть на свое отражение, он мог бы взглянуть вверх или вниз, но вместо этого он посмотрел в окно.

Густой туман окутывал город, вился темно-зелеными клочьями над башнями, закрывая реку. Был вечер, солнце почти село, и башни были похожи на сверхъестественные скалы, вздымающиеся из древнего моря. Если бы из тумана сейчас поднялась голова гигантской рептилии и заглянула в окно, Хокмуна это не так уж и удивило бы.

Без зеркал на стенах комната приняла еще более мрачный вид, потому что в ней не было никаких источников света. Барон, фигура которого была четко видна на фоне окна, что-то мурлыкал себе под нос, не обращая внимания на Хокмуна.

Откуда-то из глубины города донесся отчаянный крик, искаженный расстоянием, потом все стихло. Барон Мелиадус снял маску Волка и внимательно посмотрел на Хокмуна, которого уже было трудновато разглядеть.

— Подойдите ближе к окну, милорд, — предложил барон.

Хокмун пошел вперед, поскользнувшись несколько раз по пути, хотя стеклянный пол покрывали толстые ковры.

— Итак, — начал барон Мелиадус, — я разговаривал с бароном Каланом, он доложил мне об энигме, о психике, которую он с трудом может интерпретировать. Проще говоря, он сообщил мне, что часть вашего мозга просто отмерла. Почему? От страха? От горя? От оскорбления? Я не ожидал подобных осложнений. Я собирался поговорить с вами как с мужчиной, заключить договор, по которому вы получили бы то, что желали, в ответ на услугу, которую я просил бы вас оказать мне. И хотя я и не вижу причины, по которой вы не могли бы оказать мне эту услугу сейчас, я не совсем понимаю, как мне с вами разговаривать. Вы не хотите обсудить со мной наш договор, милорд герцог?

— Что вы предлагаете?

Хокмун уставился поверх головы барона на темнеющее за окном небо.

— Слышали вы о графе Брассе, старом герое?

— Да.

— Сейчас он Лорд-Хранитель. Протектор Провинции Камарг.

— Я слышал об этом.

— Он оказался упрямцем и сопротивляется воле Короля-Императора. Тем самым он нанес оскорбление Гранбретани. Мы хотим, чтобы впредь он вел себя более мудро. Для этого необходимо захватить в плен его дочь, которая очень дорога ему, и привезти ее в Гранбретань в качестве заложницы. Однако ни одному нашему эмиссару он доверять не станет, да и просто человеку со стороны не станет доверять.