— Вот пожаловала к нам гостья, — пояснил старик, кивнув на Петухову.

— Да видела уже, — равнодушно ответила женщина, — тупая какая-то… На кой черт она нам сдалась?

— Ну, ну, Глафира… — примирительно сказал старик.

Глафира пристально взглянула на Петухову.

— В ужа бы ее превратить или в крысу.

«Ой, ой, — похолодела Петухова, — такая превратит, в самое логово попала».

— Наша гостьюшка в недоумении, зачем мы ее позвали. А затем, ласточка ты наша, чтобы посвятить тебя.

Глафира фыркнула, но промолчала.

Асмодей глянул на нее исподлобья, глаза его превратились в огненные уголья.

— Ты, бабонька, — вкрадчиво сказал он, — много себе позволять стала.

Та съежилась и ласково, успокаивающе произнесла:

— Асмодеюшка, не сердись на глупую бабу, все от скудости ума…

— Ладно. — Старик обратился к Петуховой: — Мы многое о тебе знаем. И очень уж ты нам понравилась. Тем более что ты одного с нами корня.

— То есть? — не поняла Петухова.

— Ну как же, ласточка, родословной своей не знаешь? Дед-то твой, Петухов Григорий Семенович, ведь он из наших.

— Не может быть! — подалась вперед Валентина Сергеевна.

— Может, может, ты уж поверь старику. Конечно, он в городе служил, чиновником, это верно. Но с нами связь не терял, наезжал, бывало, сюда, в Лиходеевку. Я тогда помоложе был, но помню его хорошо. А уж прадеды, прапрадеды твои вообще отсюда родом. Между прочим, мы с тобой дальние родственники.

Старик замолчал, внимательно посмотрел на нее.

— Деяния твои весьма нам по нраву пришлись. Кровь-то, она себя дает знать.

— Вы на что намекаете? — спросила Петухова.

— Как на что? А с религией как ловко ты борешься? Не без твоего участия все городские церкви закрыли.

— Я не закрывала, власть закрывала!

— Правильно, власть, но с твоей, милая, помощью. Так что спасибо! Старик встал и поклонился ей. — Приходится, конечно, тебя поправлять, подталкивать на истинную дорожку. На кладбище ты видела, на что мы способны, да и потом, я думаю, убедилась. К архивной крысе этой Забалуеву — прибежала, а я тут как тут.

Валентина Сергеевна вдруг с ужасом заметила, как лицо старика начало меняться — словно по воде пошла мелкая рябь. Через несколько секунд перед ней сидел Забалуев.

— Ну как, похож? — спросил он.

Валентина Сергеевна готова была поклясться, что похож до мельчайшей черточки. Глаза вот только. Лицо старика снова стало прежним.

— Да, — продолжал он, — или Митя. Давно он у нас поперек дороги стоит. Первый раз не в свое дело залез, теперь снова под ногами путается. Ну ничего, думаю, больше не помешает.

А с малюткой ловко как получилось. — Старик хихикнул от удовольствия. Внезапно на его месте оказался знакомый Валентине Сергеевне ребенок.

— Мама, мама, — жалобно захныкал он, — как я долго тебя ждал…

Валентина Сергеевна схватилась за сердце.

— Хватит! — громко крикнула она. — Перестаньте меня мучить!

— Слабовата она, Асмодей, — сказала вдруг Глафира, — жалостлива больно.

— Замолчи! — прикрикнул на нее ребенок. Он не торопился принимать прежний облик. Сидел на стуле, болтал не достающими до пола ногами и хитро смотрел на Петухову.