Но однажды все кончилось. Он до сих пор не может понять, почему в тот день и почему именно для него? Над полем боя вставал холодный рассвет. Пронзительно протрубили подъем, и сражение началось. Враг начал атаку в пять утра. Галопом промчались мимо пестрых штабных палаток. Вдалеке, на холме, в серой дымке виднелась золотистая точка и рядом другая, красная. Сержант сказал, что это король и его сын, дофин. В глубоких носилках из ивовых прутьев пронесли ванну с водой, где сидел страдавший от последствий сифилиса Мориц Саксонский, холерическим голосом призывавший всех в наступление. Так Брикар первый и последний раз видел прославленного маршала.

Воздух содрогался от воя труб и криков солдат. Построенная в шеренги армия, колонна за колонной, занимала позиции.

И вдруг все кончилось. Удар, потом ощущение, что ничего не случилось, шкура спасена и надо только встать с земли, залитой кровью товарища, чье тело валяется рядом. А затем ему показалось, что его опустили в кипяток. Боль, такая сильная, что хотелось выть, охватила раздробленную ядром ногу. Он пролежал там до наступления темноты. Сам перевязал себе бедро. Слышал ужасающий рев битвы, людские крики и ржание коней, постепенно уступавшие место воплям раненых и хрипам умирающих. Возле него тихо плакал и звал мать раздавленный собственным конем гусар. Ему пришлось обороняться от мародеров, раздевавших трупы, от женщин и детей, отбиравших у несчастных мертвецов их жалкие сокровища и сдиравших галуны с мундиров. Его подобрали уже полумертвого и на телеге отвезли в полевой лазарет, где на залитой кровью земле валялись куски человеческих тел. Хирурги кромсали раненых. Несчастные лежали в собственных экскрементах, что гораздо хуже, чем если бы они лежали в навозе. Всюду кишели черви, мертвые служили подстилками для живых. Да, он был солдатом, и с ним обращались как с животным, предназначенным для бойни.

Став инвалидом без выслуги лет и без звания, он оказался брошенным без всякой помощи. Вместо пенсии ему оставили старый мундир и деревянную ногу. Он вернулся к себе в деревню. Отец и мать давно умерли, а родственники, думая, что он погиб, растащили его скудное наследство. Оставшись ни с чем, он пустился бродяжничать, потом решил, что в большом городе легче найти пропитание. Но на что мог рассчитывать инвалид, не приспособленный к тяжелой работе? Он не умел ни читать, ни писать, только ставил палочку возле собственного имени. Больше всего он боялся окончить дни в больнице для умалишенных, запертый, словно зверь в клетке, среди буйнопомешанных, которым еду просовывают сквозь решетку на кончиках штыков. О лечебницах для умалишенных он знал не понаслышке: однажды он угодил в Бисетр, и только чудом ему удалось бежать оттуда. Он до сих пор боится вновь туда попасть.

Рассказывая, Брикар оживленно размахивал руками, лицо его раскраснелось. Но действие алкоголя закончилось, и он, впав в прострацию, свесил голову, уперев подбородок в грудь. Николя стало жаль несчастного, которого жизнь подвергла столь суровым испытаниям. Но именно сейчас следовало припереть узника к стенке и либо заставить его сделать формальное признание, либо вытянуть из него сведения, необходимые для продолжения расследования. Он должен найти подтверждение своим подозрениям.