|
Николя быстро завершил трапезу. К сожалению, он не мог немедленно отправиться к Катрине и расспросить ее. Он знал, что она живет в меблированных комнатах неподалеку отсюда, но со стыдом признался себе, что, проживая у Лардена уже больше года, он не удосужился выяснить точный адрес своей приятельницы. Когда он поднимался на второй этаж, на площадку неожиданно выскочила Мари и, бросившись к нему, потащила его по лестнице вверх. На последней ступеньке она остановилась и прижалась к нему так тесно, что он вновь уловил аромат ее духов. Ее щека коснулась его щеки, и он отметил, что она плакала.
— Николя, — прошептала девушка, — я не знаю, что мне делать. Я боюсь эту женщину. Катрина наговорила ей массу гадостей, из которых я ничего не поняла. У них началась перепалка. Она прогнала Катрину. Катрина была мне второй матерью. А что с моим отцом? Вы что-нибудь узнали? Она стояла, вцепившись руками в отвороты его фрака. Не зная, как успокоить ее, он ласково погладил ее по голове. Тут раздался шум, и они дружно вздрогнули. Оторвавшись от Николя, девушка подтолкнула его к лестнице, ведущей наверх, а сама прижалась к стене. Чья-то тень пересекла лестничную площадку, и все стихло. — Доброй ночи, Николя, — прошептала Мари. И, легкая, словно птичка, дочь Лардена упорхнула к себе в комнату. Николя направился в мансарду, по дороге пообещав себе найти время обстоятельно поговорить с Мари. Когда его одолевали нерешенные вопросы, он обычно не мог заснуть. Но сегодня, когда вопросов накопилось так много, что он никак не мог решить, на каком в первую очередь следует остановиться, он быстро погрузился в восстанавливающий силы сон.
Среда, 7 февраля 1761 года. Выйдя рано утром на улицу, Николя отметил, что в доме царит необычная тишина. Но он отложил разъяснение событий прошедшей ночи на потом. Сейчас он торопился в Шатле продолжить вчерашнее расследование. Вечером он распорядился сложить доставленные с Монфокона останки в небольшой чулан рядом с мертвецкой, куда от взоров явившейся для опознания публики обычно прятали особенно неприятные трупы — разложившиеся или расчлененные. Николя приказал не пускать в чулан никого, кроме инспектора Бурдо и его самого. Предосторожность оказалась своевременной. Едва он вошел, как ему сообщили, что вчера ближе к ночи к дежурному инспектору приходил какой-то человек. По его словам, его прислал комиссар Камюзо для осмотра доставленного в морг тела. Но, несмотря на все его угрозы и ругань, чулан, куда поместили останки, ему так и не открыли. Это известие подтвердило подозрение Николя, что за ним следят, причем следят с того самого дня, когда Сартин доверил ему расследование. Вчерашний посетитель и таинственный всадник, шпионивший за ними на живодерне, скорее всего, являлся одним и тем же лицом. Он тут же вспомнил о Мовале, правой руке комиссара Камюзо. А если это не Моваль, значит, шпион, скорее всего, — креатура начальника полиции, поручившего своему человеку контролировать действия Николя. Сартин не скрывал, что не до конца откровенен с ним. Николя воспринимал это недоверие как признак подчиненного положения и собственной ничтожности. В лучшем случае начальник утаил от него ряд фактов из соображений высшего порядка. В худшем это означало, что из Николя сделали марионетку, которую дергают за ниточки высокопоставленные политические интриганы, слепую пешку, которую заставляют двигаться с одного конца доски на другой, чтобы ввести в заблуждение противника. Сартин указал ему цель, но даже не намекнул, какими путями к ней идти. Повинуясь заполнившим его горьким мыслям, Николя перебрал в памяти каждый день своего ученичества, но ответа на мучивший его вопрос так и не нашел. Оставалось только, отбросив страхи, уповать на лучшее. Чтобы чувствовать себя неуязвимым, ему придется еще многому научиться. Выковать свое собственное оружие. Стать волком в волчьем окружении. |
