Ночь была влажной. Совсем недавно прошел дождь, асфальт поблескивал в белом свете высоких фонарей. Пахло весной. Здесь недалеко парк. Можно вообразить, что ветер доносит запахи молодой зелени...

Запах листвы мешался с обычными городскими «ароматами»: бензин, выхлопы, мусор.

— Что с тобой происходит, Кэндис? — спросил Брэндон. Причем спросил как-то особенно — не просто так, не из вежливости, не для утоления праздного любопытства. Спросил, как о чем-то важном.

Ха! Будто ему может быть важно то, что с ней творится.

— Все отлично, Брэндон.

— Я рад. А что происходит?

Кэндис разозлилась так, что скрипнули зубы.

— Глупый вопрос. Я же сказала, что все отлично.

— Прости, но ты не похожа на человека, у которого все отлично. Такие люди, как правило, улыбаются. Хотя бы глазами. А у тебя в глазах отсветы катаклизма. Землетрясение... Или падение метеорита.

— Ты пьян.

— А ты трезва?

— Естественно. Я не пила с вами.

— Глория говорила, ты не спала трое суток?

Кэндис покраснела, будто он своим вопросом вмешался в святая святых ее личной жизни. Интересно, а говорила ли Глория, почему она так давно не могла глаз сомкнуть?

— Около того, — неохотно отозвалась Кэндис.

— И как эффект?

— Что?

— Эффект? Видела, как стены колышутся?

— Нет.

— Странно. Хотя... не хочешь говорить — не надо.

— Брэндон, что ты ко мне прицепился, а? — Кэндис развернулась на каблуках и схватила его за предплечье.

— Ого! А по-моему, это ты меня держишь.

Видимо, у него все было и впрямь превосходно. Его глаза смеялись. Заливались беззвучным искристым хохотом.

Где-то на дне ее сознания мелькнула слабенькая, жалкая мысль: господи, что же я творю? Схватила за руку едва знакомого мужчину. Ни с чего. Просто так. Мама... Мама бы сгорела со стыда.

— Ты издеваешься надо мной.

— Нет. Но ты — не та, за кого себя выдаешь.

Кэндис похолодела. Откуда? Откуда он знает? Глория проболталась? Или он любитель совать нос в светскую хронику?

— Ты пытаешься строить из себя то ли гламурную пустышку, то ли пай-девочку из воскресной школы. А ты ни то, ни другое. Ты что-то третье. Вероятнее всего, ты умная, тонкая и при этом дикая и до одури любишь свободу.

— Что ты несешь? — Кэндис нахмурилась.

Опять чертово зрение стало ее подводить. Будь у нее в крови побольше алкоголя, она бы поинтересовалась, кто включил на улице светомузыку. Лицо Брэндона мерцало перед ней: то исчезало в темноте, то вновь проявлялось. Она была в своем уме и потому понимала, что светомузыка тут ни при чем.

Может быть, обратиться к врачу? Мама будет только счастлива сопроводить ее к доктору Диззи...

Нет, только не это!

— Кэндис, держу пари, ты сейчас ломаешься изнутри. Крошишься, как хрупкий песчаник. И тебе это не нравится. Ты хотела бы остаться прежней. Чтобы все было, как раньше. Внутри тебя и снаружи. Но нет. Ты жила себе, жила, а потом — бац! — случилось что-то такое, после чего «как раньше» стало уже невозможно.