Майк пошел напролом — и, похоже, вышел победителем. Вот она, неопытная, бесшабашная, дерзкая юность.

— Сколько ему лет? — спросила Кэндис.

— А что?

— Праздное любопытство. Знаешь, мне кажется, тебя мог покорить только такой безбашенный юнец, который не думает о последствиях и собственном достоинстве, а заботится только о своих желаниях. Или тиран намного старше тебя.

— Двадцать один.

— Что — двадцать один?

— Ему. — А-а...

— Ты считаешь, что я слишком старая для него? — с нажимом спросила Глория. Она попыталась придать своему вопросу форму шутки, но у нее плохо получилось.

— Я считаю, что ты — счастливая, увлеченная, удовлетворенная женщина, моя подруга, и я готова расцеловать этого парня, если он делает тебе так хорошо!

— Но-но, расцеловать! Я тебя сама так расцелую... — рассмеялась Глория.

Кэндис почувствовала, что той полегчало после ее слов. Действительно, естественная реакция. Человек — существо социальное, и ему необходимо социальное одобрение, чтобы чувствовать себя спокойно и уверенно.

— Давай же сплетничать дальше, — бодро предложила Глория. — Как тебе Брэндон?

— Отвратительно, — с чувством произнесла Кэндис.

— Почему? — изумилась Глория.

— Самовлюбленный, зацикленный на себе, помешанный на своей невнятной философии, свято уверенный только в своей правоте...

— А между прочим, он сам предложил отнести тебя наверх, — будто бы невзначай заметила Глория.

Кэндис ощутила, что эта коротенькая реплика, как мощное заклинание, превратила ее оборону из каменной стены в гору пластмассовых кубиков. Вот тебе и раз. И это после того, как все подняли гвалт и напрочь забыли о его фотографиях и даже о фуршете.

— Ну в нем есть что-то рыцарственное. Но это только маска!

— Дорогая моя, все мы носим маски, много ты встречала настоящих людей?

— Нет, не очень.

— Не ври.

— Ну ладно. Не встречала совсем.

— Вот и выбирай маску, которая будет тебе по душе. Все равно человек, один раз маску надев, уже так запросто ее не снимет.

Кэндис захотелось утопиться от такого беспросветного цинизма.

А потом она вспомнила свои вчерашние ощущения: звериное удовлетворение после пощечины, и полную безнаказанность, и радостное предвкушение покоя, и невероятные картины и образы, которые она видела.

— А знаешь, я ведь вчера была настоящей, — задумчиво проговорила она в трубку.

— Да ну?! Это когда же? Когда, как капризная девчонка, сбежала домой с обиженными глазами?

— Видишь ли, есть проблема, Глория. Ты рассматриваешь мой поступок вот так. А я иначе.

— Как же?

— Я сказала вам всем правду.

Дальше было только хуже.

Брэндон, этот мерзавец Брэндон, приводил такие сравнения... «Внутри все крошится, как хрупкий песчаник», «Часовой механизм в тебе сломался»... Как же он оказался прав! Кэндис принимала душ и прислушивалась к себе. Ей не хотелось мыться, но она все равно прилежно приводила себя в порядок, потому что понимала, что ей предстоит еще целый вечер общаться с мамой и папой, а к этому нужно быть готовой.