Но предполагаю, что он рассчитывал на приданое большее, чем за ней действительно давали, а узнав об этом, решил, пока еще не поздно, отступить. Тогда-то я думал, что Горация была ослеплена его красотой и обаянием, не выдержала одиночества.
– Теперь вы в этом не уверены? – спросила Кэтрин.
– Я знал, что это мерзкий человек и повеса, – продолжал Роули. – Я слышал, что он запятнал репутацию и других женщин. Думаю, что и ваше имя тогда упоминалось. Однако, даже зная все это, я никогда – до самого последнего времени – не подозревал, что было что-то еще, кроме того, о чем Горация сообщила мне в письме. Она написала, что полюбила его.
– Вы думаете, это было не так? – решилась спросить Кэтрин. – Полагаете, она решила, что обязана разорвать помолвку, при этом выставив причину, которую вы бы приняли без всяких вопросов? – Она чувствовала сейчас страдания Горации Эккерт, как свои собственные.
Он глубоко вздохнул.
– Молю Бога, чтобы я был не прав, – проговорил он глухо. – Я не захотел ее видеть, вернувшись в Англию.
– На что она и рассчитывала… – откликнулась Кэтрин.
– Ах, это уже не имеет никакого значения! – воскликнул он.
Ей было страшно жаль мисс Эккерт и обидно за себя. И она задала вопрос, который не должна была задавать. Она прошептала:
– Вы все еще любите ее?
– Нет, – отвечал он твердо. – Нет, Кэтрин. Мне жаль ее, но жалость – это не любовь. И я чувствую свою вину за то, что не был столь проницательным, каким мог бы быть, чтобы догадаться о весьма очевидном обмане. Хотя я и сам был слишком поглощен собственной болью и обидой. Однако я не люблю ее. Она была сегодня вечером на балу, о чем, я полагаю, вам известно. И единственное, что я испытал, увидев ее, – жалость.
Кэтрин не могла противиться восторгу, охватившему ее, вопреки даже тому, что она помнила глаза мисс Эккерт, обращенные на нее.
– Она все еще любит вас, – молвила Кэтрин. И почувствовала, как он набрал воздуха, чтобы ответить ей, но так ничего и не сказал.
– Простите меня за допрос, – выговорила она. – Мне нужно было знать это.
– Конечно. – Он поцеловал ее в макушку. – Мне жаль ее, Кэтрин, но она должна теперь сама творить свою судьбу. Моя же судьба – в моих руках, вот здесь. – Он прижал ее к себе. – И кажется, мне придется отдать ей все силы. Не только телесные, как вы догадываетесь.
Да, она догадывалась. И ликовала, услышав драгоценные слова. Он обнадежил ее и взял на себя обязательства за их отношения. Всего лишь месяц назад, когда она выходила за него замуж, она не надеялась ни на что большее – только на то, что его имя защитит ее. Ни на что больше.
– Я радуюсь одному, – вздохнула она. – Радуюсь, что в этом году он не приехал в Лондон – говорю о сэре Ховарде Коупли. Я боялась, что он будет здесь. Надеюсь, что он никогда не вернется в общество. Очень надеюсь, что больше не увижу его. Никогда.
Его рука снова напряглась.
– Вам нечего бояться, Кэтрин, – откликнулся Роули. – Теперь у вас есть я, и я смогу вас защитить. То, чем я владею, буду защищать ценой собственной жизни. Если станет необходимо.
Отчасти именно этого она и боялась. Встретиться лицом к лицу с сэром Ховардом было бы действительно ужасно для нее. Но что будет, если Рекс когда-нибудь столкнется с ним – зная, что тот сотворил и с ней, и с мисс. Эккерт? Скорее всего последует вызов на дуэль.
Рекс не из тех, кто постарается избежать дуэли. Она задрожала.
– Мне действительно нужно поспать, – сказал Роули. – Вы озябли? Или одно только имя негодяя так подействовало на вас? Во всех случаях мне стоит подумать о том, как согреть вас, не правда ли?
Он повернул ее к себе и овладел ею сразу, без предварительных ласк, чего не случалось прежде. |