Но она молчала. Будь искры, которые вспыхивали в ее глазах, кинжалами, он уже давно был бы смертельно ранен ими, подумалось ему. Но он уцелел и продолжал стоять перед ней; она же резко повернулась и опустилась на табурет перед роялем. Взяла себя в руки и заиграла.

Действительно, крепкий орешек. Он-то думал, что она тут же, даже через французское окно выскочит из гостиной и помчится домой, но уж никак не сядет за рояль как ни в чем не бывало. И даже подумал, не предложить ли проводить ее, но решил, что это будет неразумно.

Два вечера назад в гостиной у Клода она играла хорошо. Умело и даже со вкусом. Виконт Роули поджал губы – она принялась играть из Моцарта, торопливо, как Джулиана, споткнулась, взяла неверный аккорд и остановилась.

– Нет, – прошептала она, обращаясь к клавишам. – Нет, вы не поступите со мной таким образом. Не поступите!..

Виноватые клавиши ничего не ответили. Роули подошел к ней поближе. Он снова был доволен ее смущением. Ее словами.

Но кажется, она действительно имела в виду то, о чем сказала, – только клавиши. И Кэтрин вновь начала играть, теперь уже четко, не сбиваясь, а через несколько минут ее игра звучала безупречно. Она наклонила голову, расслабилась, словно растворяясь в звуках музыки. Играла с чувством, проявляя недюжинные способности.

И еще он понял, почему она не играла так же при гостях. Она понимала, что затмит остальных дам, овладев всеобщим вниманием. Так играть было бы не по-светски. Во всяком случае, неразумно – Кларисса, вероятно, была бы, мягко выражаясь, раздражена.

Кончив играть, она сидела в прежней позе, не открывая глаз и склонив голову. “Да кто же она?” – задал он себе – в который раз! – тот же вопрос. Живет в маленьком деревенском коттедже, не имеет инструмента – и так играет? Что с ней произошло, почему она оказалась в таком положении? Кем был этот самый мистер Уинтерс? Почему после его смерти она переехала в чужие края, живет среди чужих людей? Здесь кроется какая-то тайна.

– У вас есть способности, – сказал он и тут же понял, насколько сдержанна его похвала.

Кэтрин подняла голову, и он увидел, что она вернулась к реальности, в музыкальную гостиную Клода.

– Благодарю вас, – холодно проговорила она.

– Все-таки мне хотелось бы знать… – начал он, исподтишка наблюдая, как она пальцем стирала с клавиши отсутствующую пыль.

Роули подумал: вот сейчас она опять заиграет, чтобы не дать ему договорить, – ее пальцы уже легли на клавиши. Но она подняла на него глаза, и он увидел равнодушное лицо. Разве подбородок чуть-чуть торчит вперед. Ах, она сердится! Вот и хорошо.

– Вам хотелось бы значь, почему я отказалась от такого лестного и выгодного предложения, которое вы мне сделали вчера вечером? – неожиданно заговорила она. – Наверное, вам не так уж часто приходится выслушивать отказы? У вас ведь столько достоинств – и внешность, и богатство. Но не кажется ли вам, милорд, что те, у кого достоинств гораздо меньше, хотели бы сохранить то, что имеют?

– Как, должно быть, скучна ваша жизнь, миссис Уинтерс, – сказал он. Ему нравилось, что она сердится.

– Это моя жизнь, – ответила она. – И если я предпочитаю жить скучно, это мое дело. Но она вовсе не скучна.

– Осмелюсь заметить, вы получаете удовольствие от собственной соблазнительности, – сказал он. Его взгляд неторопливо окинул всю ее стройную фигуру, столь заманчиво обрисованную тонкой шерстяной тканью – прямая спина, шея чуть изогнута, голова склонилась над клавишами. – Вы действительно получаете удовольствие, посылая приглашение взглядами и телом, а потом захлопывая дверь перед носом того, кто легковерно отозвался на ваш зов?

Подбородок у нее еще более вздернулся, а глаза вновь полыхнули огнем.