Усадьба «Чернеющие башни» полностью соответствовала своему названию. Это поместье, находившееся недалеко от деревушки Уотерфорд, рядом с Хертфордом, занимало около сорока акров и было окружено высокой стеной из шаткого серого камня. За этим непрочным ограждением тянулась ухабистая земля, по большей части заболоченная или изрытая страшными впадинами, словно лицо, изъеденное оспинами. Над лощинами стекал с неба зеленоватый пар, кривые гниющие деревья в блеклом свете луны отбрасывали на землю тревожные шевелящиеся тени. Жалкая растительность — сорные травы и редкие кусты ежевики — только усиливала общий неприглядный вид.

В самой середине этих неприкаянных владений к земле припадал полуразрушенный особняк. Построенное на фундаменте времен норманнов хмурое здание ужасно обветшало; какое-то время назад пожар выел западное крыло, от которого уцелел только остов, с годами заросший плесенью. Жилая часть особняка просела, гниющий фасад прорезали трещины. Окна в виде остроконечных арок и двойные арочные створки главного входа свидетельствовали о том, что когда-то это здание, выстроенное в готическом стиле, было эффектным, что подтверждали и каменные грифоны у подножия лестницы. Увы, от былой роскоши не осталось и следа: арки осыпались, гордые лица грифонов потемнели от грязи. «Но, может, сейчас это и к лучшему», — думал Алджернон Суинберн, чувствуя себя здесь, в тени грифонов, совершенно неприметным.

Два дня он добросовестно соблюдал постельный режим и сейчас чувствовал себя гораздо лучше. Несмотря на то что царапины еще ныли, а синяки отливали всеми цветами радуги, поэт ощущал себя бодрым, и к нему вернулось его жизнелюбие, что, вкупе с настойчивостью, в конце концов заставило сэра Ричарда Фрэнсиса Бёртона изменить свое первоначальное решение и взять Суинберна «на задание».

— Будешь только наблюдать, — строго предупредил королевский агент. — И больше ничего, понял?

И вот Суинберн наблюдал обстановку из своего укрытия, а Бёртон бегал вокруг в поисках дополнительных входов и любого малейшего признака чьей-либо деятельности. В зарослях за стеной прятался инспектор Траунс, злясь на то, какого черта он сидит здесь и сторожит три пенни-фартинга, а какой-то поэт — подумать только! — сопровождает королевского агента в логово тигра.

Траунс никак не мог понять, зачем Бёртон возится с этим Суинберном, и, уж конечно, он не знал самого Суинберна и не предполагал, что тот ощущал потребность смотреть в лицо смерти, чтобы не потерять самоуважение и опять не удариться в пьянство.

Легкий шорох предупредил Суинберна о возвращении Бёртона.

— Нашел что-нибудь? — прошипел он.

— Два винтокорабля по ту сторону дома, — махнул рукой королевский агент. — Я уверен, что больший из них — тот самый, что вылетел с электростанции. На палубе движутся люди. С основного корабля в особняк через застекленные двери бегут кабели. Там войти невозможно — обязательно заметят. На этой стороне здания все заперто. Дом — развалюха, но окна и двери на вид совершенно новые. И я ругаю себя последними словами: зачем я не попросил Траунса научить меня пользоваться отмычками Олифанта!

Суинберн вынул карманные часы и поворачивал их до тех пор, пока лунный свет не осветил циферблат.

— Почти одиннадцать. Нам надо внутрь!

— Мне, а не нам, — сухо ответил Бёртон. — Я ведь говорил тебе: ты стоишь здесь, смотришь в оба, и больше ничего! Никакого риска!

— Если ты не нашел вход, Ричард, то я рискну это сделать!

— Ты о чем?

— О дымовой трубе.

— Не понял.

— Я могу забраться на крышу, сползти вниз по трубе и открыть окно изнутри.