Наконец он сказал:
– Поехали. Я отвезу вас домой.
Выбора не было, и Нина согласилась. Как она могла ехать в поезде полураздетая, в одном сапоге? По дороге никто не произнес ни слова, и, когда машина остановилась у дома, Нина была едва жива от усталости.
Она отправила девочек домой. Люк, засунув руки в карманы, задумавшись, стоял рядом с машиной.
– Сейчас мы поговорить не можем, – сказал он спокойно. – Я позвоню…
– Нет уж, не надо, – прервала его Нина.
Он вопросительно взглянул на нее.
– Ничего, я успокоилась. Я… совсем было вышла из себя. Со мной все время так, когда вы рядом.
– Я это понял, – сухо заметил он.
– Послушайте, Люк. Я так не могу. Мне это все не нравится. Я слишком через многое прошла, чтобы в моей жизни было подобное.
– Это не…
– Ну не гожусь я для рок-звезды, Люк. Я не хочу вас больше видеть.
– Из-за того, что случилось сегодня?
– Из-за чего же еще?
– Действительно, из-за чего? – Глаза его были непроницаемы.
– До свидания, мистер Свейн, – примирительно сказала она и пошла к дому.
Вряд ли кто узнал бы сейчас элегантную Нину Ньяньярелли в этой растерзанной, ковыляющей в одном сапоге женщине.
Люк еще долго стоял на улице после того, как она исчезла.
Глава 4
Премьера «Риголетто» прошла с триумфом. Нина имела большой успех. В дни, предшествовавшие спектаклю, она сильно грустила, злясь на себя за это как никогда раньше.
Правда, если она и испытывала сожаление оттого, что порвала с Люком, то в самые последние репетиционные дни и во время премьеры сумела убедить себя в правильности своего поступка.
Нина получала цветы, телексы, открытки, принимала поздравления, пила шампанское. В ее гримуборной постоянно находились родственники, коллеги, знаменитости. Все поздравляли ее, желали успеха. Перед зданием оперы толпились репортеры.
После спектакля был большой прием с шампанским. «Здесь, и только здесь мое место», – думала она, с удовольствием окидывая взглядом великолепный зал, улыбающиеся лица. Этот мир так отличался от мира Люка, мира неряшливых бунтовщиков, мира истерии. Не стоило тратить время на сожаления.
– Ты какая-то рассеянная сегодня, – заметила Елена.
– Просто думаю, – ответила Нина.
– Возьми икры…
– Простите, – сказал с сильным итальянским акцентом Джорджо Белланти. – Я похищаю это чудо. Хочу познакомить с друзьями.
Нина улыбнулась и позволила увести себя.
На следующий день она чувствовала себя совершенно опустошенной и разбитой – естественный упадок сил после последних напряженных репетиций и самой премьеры.
Депрессия, однако, не прошла и после дней отдыха. Что, черт возьми, с ней происходит?
Они принадлежали к разным мирам, и его мир ей совсем не нужен. У него ужасные манеры, он не умеет слушать и, пожалуй, так же немыслимо упрям и своеволен, как ее отец. Общение с Люком выявляет в каждом из них только самое худшее. До встречи с ним Нина давно уже отучила себя глазеть, краснеть, заикаться и вопить на кого бы то ни было.
Она стала подозревать себя и в другом. В присутствии Люка она становилась ранимой и уязвимой. Та холодная, светская, изысканная женщина, какой она стала, будто растворялась. Ему удавалось выявлять в ней то, что она в себе погасила, или скорее то, что в ней было, но о чем она даже не догадывалась.
Нина подняла телефонную трубку и позвонила матери, сказав, что придет в воскресенье обедать. «Все это существует лишь в твоем воображении», – сказала она себе. |