— Я знаю, но это невежливо. — Она слегка улыбнулась Симону, потом взглянула на Жозефину. — Это моя приемная дочь. Скажи дяде «Как поживаете?», Жозефина.

Теперь вперед выступила Жозефина и так же вежливо, как и Вилли, поинтересовалась:

— Как поживаете, сэр?

Симон не ответил. Он завороженно смотрел на маленькую, напоминающую эльфа, фигурку, разглядывал коричневое личико, черные глаза, прямые волосы, ища сходство с Тилли. И ему вдруг показалось, что в ребенке есть что-то от Тилли, что-то неуловимое. К тому же девочка выглядела значительно моложе Вилли: она была почти в два раза меньше его ростом. Хотя она четко говорила, но это не имело значения, дети иногда и в два года прекрасно говорят. Нет, девочка не могла быть старше мальчика, это очевидно.

Симон почти вздрогнул, когда девочка спросила:

— Вы не хотите пожать мою руку, сэр?

Симон взглянул на Тилли. Она напряженно смотрела на него, и он уже собрался протянуть руку, как ребенок бросился к нему и вцепился в ногу. Подняв голову вверх, Жозефина воскликнула:

— Вы такой большой и пахнете, как Пончо…

В следующую секунду девочка упала бы на спину, не подхвати ее Тилли. Она прижала малышку к себе и с горечью сказала Симону:

— Ты зря это сделал!

— Почему? Я еще могу понять насчет этого, — кивнул он в сторону Вилли, который, быстро моргая, вглядывался в гостя. — Но в этом случае ты зашла слишком далеко. Я слышал, что индейцы насилуют женщин, и если это случилось с тобой, надо было открыто признаться, люди бы поняли. Ты считаешь деревенских невежественными свиньями, но даже самый тупой из них знает, что белые не удочеряют черномазых… Покупают их как рабов, это да. Но удочерять, нет уж! А ты еще до сих пор презираешь меня за мою единственную ошибку. Бог мой! Ну ты и нахалка. Я бы сказал…

— Убирайся!

— Ладно, я уйду. Я знал, что так и будет.

Тилли потянулась к шнуру звонка. Заметив это, Симон презрительно вздернул губу и фыркнул:

— Незачем звать лакеев. Уйду и без их помощи. И еще одно хочу тебе сказать. Мне жаль, что я вообще когда-то любил тебя. Спать с равными тебе — это я понимаю; можно попасться насильнику — это тоже понятно; но так притворяться… Знаешь что, Тилли? — Он пальцем показал на Жозефину. — Мне просто плюнуть хочется.

Симон распахнул дверь, но не закрыл ее за собой, и Тилли видела, как он прошагал мимо Пибоди и Биддла. Затем она увидела, как он обернулся и что-то отрывисто сказал Пибоди, потом ушел.

Тилли окаменела. Наконец в комнату вошел Пибоди, закрыл за собой дверь и мягко спросил:

— С вами все в порядке, мадам?

Она медленно опустила Жозефину на пол.

— Да, спасибо, Пибоди.

Дворецкий подошел поближе.

— Вы уверены, мадам? Сядьте, мадам, я налью вам чашку чаю. — Он пальцами коснулся серебряного чайника. — Он все еще теплый.

Тилли села, Пибоди подал ей чашку и сказал:

— Не обращайте внимания на такого человека, он совсем не джентльмен. Впервые в жизни меня назвали лакеем.

— Простите, Пибоди.

— Это не ваша вина, мадам. Он просто не может вести себя по-другому, деревенщина. Я возьму детей, мадам, и Биддл погуляет с ними в саду. Дождь прекратился. Мы их оденем потеплее.

— Спасибо, Пибоди. Идите, дети. — Она жестом отослала детей, и они послушно пошли за дворецким.

Оставшись одна, Тилли закрыла глаза. Она снова увидела себя, сидящую в повозке, поддерживающую залитое кровью тело Мэтью. Она опять слышала его слова: «Возвращайся домой, возьми Вилли, оставь ее здесь». Да, вероятно, он знал, о чем говорил.