– Так вы признаете, что были свидетелем?

– Нет.

– Рассказывайте такую чушь кому угодно, только не мне, Базилия! Хотите, я вам скажу, как все обстоит на самом деле? Вы вбили в свою упрямую башку, что должны объявить вендетту и отомстить за своих! Но только эти времена давно миновали, Базилия! С дикарскими нравами и обычаями навсегда покончено! Существует закон, и я, как слуга правосудия, заставлю вас его уважать! Бог свидетель, я вас очень люблю, Базилия, как любил Доминика, Антуана и Анну, но, клянусь честью, если я найду хоть малейшее доказательство, что это вы прикончили Бенджена, живо отправлю вас в тюрьму!

Старуха улыбнулась.

– А малыши?

– Детей мы отошлем в сиротский приют, раз их бабушка не в своем уме!

– Анджелина вам не позволит.

– Не впутывайте мою жену в эту историю.

Сервионе схватил Базилию за плечи.

– Неужели вы не понимаете, что проще всего сказать правду? Я с огромным удовольствием арестую Консегюда, Кабри и всю их банду. А уж как только они попадут ко мне в руки, клянусь, их никто не вызволит! Но если вы будете по-прежнему упрямо молчать, в конце концов они до вас доберутся, Базилия.

– Я ничего не знаю, комиссар, и совершенно не понимаю, зачем вы мне все это говорите, – мягко заметила старуха.

Сервионе в ярости нахлобучил шляпу и ушел, сильно хлопнув дверью.

Даже входя в лавку Мурато, он все еще кипел от злости. Жан-Батист, наливая в горшочек горчицу, меланхолически грезил о родине. Появление полицейского было для него неожиданным развлечением.

– Добрый день, комиссар!

– Здравствуйте… В котором часу вы вчера легли спать?

Несколько изумленный таким странным вопросом, Мурато не сразу ответил Сервионе.

– В девять часов, как обычно.

– А ваша жена?

– Жена? Не знаю… А это важно?

– В какой-то мере – да. Она дома?

– Конечно!

– Будьте любезны, позовите ее сюда.

Жан-Батист ушел в глубину лавки и надтреснутым старческим голосом крикнул:

– Антония!

Старая корсиканка, ворча, появилась в лавке.

– Может, ты дашь мне спокойно заниматься хозяйственными делами? Гляди-ка, господин комиссар!

– Подумайте хорошенько, Антония… в котором часу вы легли спать прошлой ночью?

– А вам что за дело?

– Я задал вам вопрос, Антония.

– Ладно-ладно, не злитесь! Сколько я помню, часов в десять…

– А может, гораздо ближе к полуночи?

– Тоже возможно.

– А почему так поздно?

– Когда захотела – тогда и легла.

– А вы, случайно, задержались не из-за гостя?

– Какая ерунда! Для меня время ночных свиданий давно прошло!

– Не надо шутить, Антония! Речь идет о смерти человека!

– Ну и что? Вы придаете смерти слишком большое значение, комиссар. Поживите с наше – увидите, как мало это колнует…

– Вы уверены, Антония, что Мариус Бенджен не возвращался сюда ночью?

– А кто это?

– Вчера утром он заходил в вашу лавку.

– А-а-а… Я, знаете ли, обычно не спрашиваю покупателей, как их зовут.

У Сервионе руки чесались отшлепать эту лгунью.

– Запомните хорошенько и вы, Антония, и вы, Жан-Батист: случись с Базилисй несчастье, вина ляжет на вас!

И полицейский ушел, не ответив на вопросы Мурато, который явно ничего не понимал во всей этой истории.

Никто из собравшихся в задней комнате кафе на площади Гарибальди не говорил ни слова, и, даже встретившись взглядом, они поспешно отводили глаза.