– А правда то, что мне рассказали?

– Что именно?

– Что Фреда сменили Эспри?

– Пока – да.

– Так или иначе, тебе не следовало бы сюда приходить, Барнабе. Фараоны не спускают с меня глаз.

– Пусть позабавятся… Им все равно ничего не доказать! Свидетелей-то нет!

– Болтали, что… возможно, старуха…

– Чепуха! У меня сведения из первых рук. В тот день бабка сидела в «малой Корсике» и лечила кого-то из внуков. Уж не помню, что он подхватил – то ли корь, то ли ветрянку.

– Ты вполне уверен?

– На все сто.

Юбер сразу расслабился.

– Уф, ты прямо камень с души снял… Пошли, выпьем по маленькой!

– Долго же ты собирался мне это предложить!

Если бы речь шла не об убийстве, седые головы Базилии и Коломбы, склоненные над листом бумаги, выглядели бы очень трогательно. Старухи, вызывая в памяти воспоминания давно минувших дней юности, сочиняли любовное письмо – ловушку для Пелиссана. Практичная Базилия и романтическая Коломба никак не могли прийти к согласию. У первой получалось почти деловое письмо, вторая же во что бы то ни стало хотела пустить в ход фразеологию популярных любовных романов, вышедших в свет до первой мировой войны. Скоро Базилия начала нервничать.

– Да ты что, Коломба, совсем спятила? Где ты видала, чтобы девушка величала кавалера своим «беркутом»?

– Именно так я называла Паскаля, когда мы еще только обручились!

– Не может быть! А он?

– Он? Он называл меня своей «дикой горлицей»…

– Умолкни! Иначе я рассмеюсь, а Бог свидетель, мне сейчас не до смеха! Я напишу: «Месье».

– Тебе не кажется, что такое обращение слишком церемонно, она ведь собирается назначить любовное свидание!

– В таком случае, может, написать «Месье Барнабе»? Он ведь, кажется, сказал ей свое имя?

– Уже лучше…

Обе старухи битых два часа пытались воскресить в усталой памяти слова, заставлявшие поверить, будто никогда еще ни одну на свете женщину так не любили… Труднее оказалось справиться с привычкой к оборотам, давно вышедшим из употребления. Мишель, конечно, не могла ими пользоваться, и Пелиссан сразу заподозрил бы неладное.

«Месье Барнабе,

Это письмо Вас, несомненно, удивит, после того как я вела себя утром. Однако, оставшись совсем одна, я вынуждена никому не доверять, и в особенности мужчинам. Теперь, поразмыслив, я пришла к выводу, что, возможно, Бы говорите искренне, и, поскольку Вы произвели на меня очень приятное впечатление, я стала думать, не сделала ли я глупость… Если я права, то, быть может, нам стоит познакомиться получше? Если Вы хотите встретиться, то я готова прийти сегодня вечером в Замковый сад. Скажем, в шесть часов… Сообщите ответ той, что передаст Вам записку, которую я Вас очень прошу вернуть.

Мишель».

– Только не забудь принести письмо обратно, Коломба! Мы не можем оставлять ни малейших следов, иначе малыш Сервионе живо на нас насядет.

– Неглупый парень!

Базилия гордо выпрямилась:

– Не зря же он родился в Корте!

Соперничество городов по-прежнему воспламеняло кровь в этих изношенных за долгие годы телах.

– Так, значит, тех, кто родился в Аяччо, ты считаешь дураками?

– Нет, но все-таки… это не одно и то же!

– Конечно, не одно и то же! Мы как-никак горожане, а вы – деревенщина!

– А маки? Где, по-твоему, маки?

– А где родился император? Не у нас ли?

– Случайность!

– Да, но почему-то это произошло все-таки не в Корте!

– Должно быть, Бог решил, что нам это не нужно.