То есть борьба, конечно, имела место. И гражданская война была. И антисоветские настроения были распространены среди «поверженных классов». Не было только широкого, тем более вооруженного сопротивления новой власти со стороны представителей этих классов. По целому ряду причин они оказались не готовы к этой борьбе. И очень многие заговоры, раскрытые чекистами, были сфальсифицированы или спровоцированы. «Заговор Таганцева» в этом плане особенно характерен. Во-первых, потому что никакого отношения к террору, к вооруженному сопротивлению проходившие по делу люди не имели. Во-вторых, подавляющее большинство этих людей были не «князья, графы и бароны», а те самые рабочие и крестьяне, которых защищали от происков контрреволюционеров чекисты, имевшие «чистые руки и холодные сердца». Действительно, только обладая холодным сердцем, можно было приговаривать к расстрелу бывших кронштадтских моряков, финских крестьян, петроградских домохозяек, не имея никаких свидетельств их вины перед народом и государством.
Впрочем, были и князья, подобно скульптору Ухтомскому, были и бывшие дворяне, ученые, моряки и офицеры.
Их, чтоб не путаться, чекисты распределили на три основные группы. В «пресс-релизе» Петрогубчека так сказано: «Петроградская боевая организация («П. Б. О.») состояла из нескольких групп: а) офицерской организации, б) группы профессоров, в) объединенной организации кронморяков».
Странно даже, что не придумали в Петрогубчека группы баронов, группы князей, группы жандармов... Может, потому что не набрали нужного количества? Ведь можно обвинить в шпионаже в пользу финской разведки финского крестьянина, в пользу польской — случайную знакомую человека, родившегося в Варшаве 54 года назад, но обвинить в княжеском происхождении, скажем, потомственного калужского крестьянина или сына витебского портного — это было бы уж слишком.
Так родилась «профессорская группа». Правда, не всех профессоров из проходивших по делу в нее почему-то собрали. Так, по другому делу был расстрелян профессор Г. Г. Максимов, по другой группе проходил носивший профессорское звание В. Н. Таганцев, но в основном в «группу» отобрали заметных профессоров Петрограда, которых удалось чекистам как-то пристегнуть к «делу Таганцева». Действительно, читаешь основные списки расстрелянных, — то и дело мелькает: домохозяйка, сестра милосердия, минный специалист, практикант на подводной лодке, курсистка, электрик корабля, матрос корабля, статист, делопроизводитель, старший кочегар яхты, рабочий-пекарь, слесарь 2 разряда, матрос берегового отряда и т. д.
Такие вот «бароны». Никак они в профессора не годились...
Годились же в группу профессоров, придуманную товарищем Аграновым Я. С. из Петроградской ЧК, два человека, в конечном итоге ее и составившие. Профессор Лазаревский и профессор Тихвинский. Более разных людей просто придумать трудно. А соединить их вместе могла только горячечная фантазия Якова Агранова (трудно сказать, почему он выбрал себе именно этот псевдоним, но «гранил» он свои фальшивые «брильянты» — фальсифицируемые им дела контрреволюционеров, явно бездарно). О профессоре Лазаревском мы писали в первой части нашей печальной повести. Напомним лишь, что (цитируем официальную справку, опубликованную в августе 1921 г. в советских газетах в связи с его расстрелом) «Лазаревский Николай Николаевич, 53 лет, бывший дворянин, профессор-юрисконсульт, по убеждениям сторонник демократического строя, бывший сенатор, профессор Петроградского университета, женат, активный участник Петроградской боевой организации, подготавливал к моменту свержения Советской власти проекты по целому ряду вопросов. |