Изменить размер шрифта - +
Еще жив был Ленин, однако апелля­ции к нему осужденных имели часто такой же успех, как спустя 10—15 лет — у Сталина. Еще никто не знал кровавых палачей — Ягоду, Ежова, Берию. Но ведь в силе были ста­рые большевики из этого ведомства — Дзержинский, Мен­жинский, Уншлихт, Артузов.

<style name="11">Знакомиться с делами семидесятилетней давности се­годня — и интересно, и страшно. Поражаешься мужеству и достоинству людей, внезапно арестованных, обвиненных во всех смертных грехах, лишенных возможности доказать свою невиновность, осужденных без всяких доказательств к принудработам в концлагере, к расстрелу. Мужество не­редко сохраняли и узники последующих десятилетий. Дос­тоинство было вскоре утеряно, достоинство как отличи­тельное качество, свойство свободной личности. Позднее под карающий меч революции нередко попадали муже­ственные люди, не сказавшие палачам ни слова, не выдав­шие товарищей, мученически принявшие смерть. Но очень редко среди них потом попадались люди, способные отстаивать перед палачами свои взгляды, убеждения, дер­жавшиеся так, как будто не их судят, а они судят.

<style name="11">А вот фантасмагорический характер обвинений по про­цессам начала 20-х гг. сегодня, когда мы многое уже знаем о процессах 30-х гг., поражает меньше.

<style name="11">В документах «Заговора Таганцева» невооруженным глазом видно, как «сшивались» те или иные дела, как фор­мировались из невинных людей, случайно попавших в сети следователей, маленькие и большие контрреволюцион­ные», «белогвардейские», «шпионские» группы, составив­шие в совокупности «Заговор Таганцева».

<style name="11">О наиболее крупных я рассказал в предыдущих очерках. В этом лишь упомяну (чтобы у читателя составилось пред­ставление о масштабе карательной акции) о других делах.

<style name="11">Как правило, в них включались люди, друг с другом со­всем или почти совсем не знакомые, преступления или проступки которых были недоказуемы и не доказаны. По всей видимости, нужно это было, во-первых, для того, что­бы показать масштаб «заговора», а следовательно, и масш­таб своего успеха по его разоблачению; во-вторых, для того, чтобы под предлогом уничтожения («врагов револю­ции и сов. власти») или лишения их «возможности вре­дить», расправиться с неугодными и подозрительными. А таковыми являлись представители «свергнутых, эксплуа­тируемых классов», инакомыслящие, интеллигенты, свя­щеннослужители, офицерский корпус русской армии, студенчество. Вместе с ними, возможно, чтобы «занизить уровень» общей массы, проходившей по делу, были реп­рессированы многие представители рабочего класса и «трудового крестьянства». Но уже не как представители определенного класса, а как люди, в той или иной форме связанные с контрабандой, спекуляцией, а также с прожи­вающими за очень близкой тогда границей родными и дру­зьями...

<style name="11">Однако случайность арестов контрабандистов и спеку­лянтов и явно присутствующее в материалах «дел» стрем­ление подключить их «к контрреволюционной» или «шпи­онской» деятельности, говорит скорее не о стремлении ук­репить приграничный тыл, очистив его от подозрительных элементов, а о буквально вылезающем из всех сшитых бе­лыми нитками «дел» желании следователей «сварганить» «большое дело», причем, как правило, — во исполнение откровенного политического заказа.

<style name="11">В конечном счете, им это удалось. «Дело» получилось действительно большим. И чтобы такое большое «дело» не развалилось раньше времени, его со всех сторон подпира­ли маленькими «делами», склеенными буквально на том, что под руку подвернулось.

Быстрый переход