Изменить размер шрифта - +
В подобном случае ужас станет нам очевиден, и мы поймем, что понимаем очевидность этого ужаса: что мы есть ничто, что мы есть лишь человеческие марионетки, и что в это, в общем-то, не так уж и невозможно поверить. И что теперь, что будет теперь? Ответ: теперь мы сойдем с ума. Дальше наша раса исчезнет в великой эпидемии безумия, потому что с этих пор мы будем знать, что за занавесью жизни скрывается что-то жуткое, способное погрузить наш мир в кошмар. Теперь мы знаем, что мы ничто, лишь зловещие сверхъестественные парадоксы. Теперь мы знаем, что природа свернула не туда, и произвела на свет загадочных сказочных существ, которые по всем законам бытия не должны были существовать, однако же существуют.

Тем не менее Метцингер высмеивает вульгарный материализм, и, похоже, оптимистически верит в то, что в будущем новые технологии сознания придут на место «биологической формы сознания, появившейся в результате эволюции», и, наконец, осчастливят нас. Осчастливят чудесным и прекрасным образом, как это представляет прекрасно образованный, информированный, и чрезвычайно человечный разум Метцингера. И если мы пока что не знаем, что значит быть человеком, то мы определенно знаем, что, по мнению широких масс, значит быть человечным. Обеспокоенность страданиями живых существ у Метцингера вполне совпадает со взглядами пессимистов. Единственное отличие заключается в том, что он считает, что мы можем устранить, или существенно облегчить эти страдания.

В любом случае, Метцингер достаточно смел, чтобы заявить, что «Имеют место некоторые аспекты научного мировоззрения, которые могут нанести ущерб нашему психическому здоровью, и это то, что каждый интуитивно чувствует», при этом сам он определенно чувствует, что не все чувствуют это, и что расчетный баланс рисков и выгод определенно склоняется в нашу сторону. Во что еще может верить нейрофилософ — неужели в то что мы должны сдаться и стереть с лица земли нашу расу?

Определенно Метцингер верит в то, что как только правила игры станут ясны основной части человечества, мы все двинемся дальше и начнем — по правде, а не понарошку — «каждый день и во всех отношениях становиться лучше и лучше». Хотя для этого потребуется время, много времени.

Даже в двадцать первом веке есть люди, которые не могут позволить себе принять теорию Дарвина, не примирив ее с Творцом и Его творением.

Потеря защитных кумиров выбила бы этих людей, как они выражаются, из колеи, и идеалы чести и знакомый мир рассыпались бы в прах в их трясущихся руках. Неготовые предстать перед фактами и доказательствами, они бегут от них, подобно тому, как во сне мы бежим без оглядки от своего кошмара. Им кажется, что как только кошмар настигнет их, и они узрят его облик, они умрут в безумии, познав прикосновение того, чего не может, как им кажется, существовать. Но не стоит сомневаться, что они переживут подобный опыт, как пережили его многие до сих пор. Уже много лет мы живем под пронизывающими ветрами знаний о том, что мы знать не должны, но тем не менее обречены узнать. Но сколько подобного знания сможем мы в себя вместить? Что почувствует раса людей, когда узнает, что мы вовсе не люди — что мы просто никто? Станет ли это концом величайшей из всех истории ужасов? Или это станет возвратом к порядку вещей, каким он был до того, как у нас появились наши собственные жизни? До же тех пор те, что не способен принять теорию Дарвина, если их не держит за ручку Творец, находятся в безопасности. Процитируем Лавкрафта о предмете запретных знаний: «Науки, каждая из которых тянет в своем направлении, до сих пор причиняли нам мало вреда». Однако, возможно, этот день настанет. И тогда настанет пора осуществить план Цапффе по избавлению будущего от проклятия сознания.

Пока, затаив дыхание, мы ждем результатов анализов от нейробиологов, в наши двери продолжают стучаться фигуры, и предлагать трюки, которые помогут нам попасть в рай.

Быстрый переход