— Но сейчас-то вьюшки открыты, — Мура жалостливо косилась на пушистый серый комочек, — почему ж запах так плохо уходит? Очень душно.

— Так всю ночь угорало, до самого утра, — вздохнула кухарка, — да и дымоход, поди, засорился.

— А может быть, дрова были отравлены? — предположила Мура.

— Как это? — кухарка перекрестилась.

— Запах мне не нравится, какой-то химический, — настаивала Мура, — может, попалось полено от дерева, которое росло вблизи завода, пропиталось вредными веществами и при температурной обработке выделило опасные токсины? Серную или соляную кислоту, например.

— Полено сгорело, — отрешенно откликнулся Вирхов, не отрываясь от своего занятия.

Мура подошла к печи и заглянула внутрь. Потом она достала из муфты носовой платочек и прихватила им горстку золы — пусть папа проверит на всякий случай.

— Бедный Минхерц, — услышала Мура за спиной скорбный голос Вирхова, — и меня рядом с ним не было. И все из-за поганых собак.

— А вы как же спаслись, Карл Иваныч? — осторожно спросила она.

— Ночевал у Фрейберга, — отозвался Вирхов. — Да с болонками разбирался. Да объявлял розыск пуделей. Будто в дому умалишенных побывал. А у вас что стряслось? Не так же просто пожаловали? Не из сочувствия к старику?

— И из сочувствия тоже, — Мура смутилась. — Но у меня и неприятность есть. Бричкин пропал.

— Найдется, — успокоил ее Вирхов. — Что с ним станется? Небось, у зазнобушки заспался в пуховиках.

Мура покраснела. Ей как-то и в голову не приходило, что ее помощник, мужчина во цвете лет, вполне мог иметь даму сердца, тайную страсть.

— Какая-то сплошная полоса невезения, — жалобно сказал Вирхов, принимаясь за вторую лапу, — сначала в нашем любимом с Фрейбергом ресторане едва не угодил под пулю, предназначенную безухому китайцу. Затем на меня едва не попала слетевшая с крыши ваза. Теперь вот на старости лет чуть не лишился преданного друга, единственного домочадца. Что еще ждет меня впереди?

Мура испытывала нарастающую злость оттого, что этот достойнейший человек, так много сделавший для того, чтобы очистить столицу от преступников, оказался предметом шуток безответственного господина Маныча.

— А вы не собирались сегодня посетить бывшую гауптвахту? — спросила она у Вирхова, внутренне холодея от закравшихся в душу подозрений.

— Зачем? Вон, кота оттереть надо. И дела у меня нерасследованные стоят.

— Вы справитесь, — поддержала старшего друга Мура, — вам нужно только как следует разозлиться. И тогда вы горы свернете, но найдете преступников.

Мария Николаевна протянула Вирхову «Петербургский листок» с фельетоном Маныча-К-на.

Вирхов встал с дивана и погрузился в чтение, и чем дальше он читал, тем свирепее становилось выражение его лица. Он уже дочитывал последний абзац, когда предоставленный самому себе кот приподнял голову, мутным глазом покосился на хозяина, издал тяжелое «уф-ф» и вновь откинулся на подушки. Карл Иванович болезненно скривился и отшвырнул газетенку, уставился на несчастного Минхерца и топнул.

— Гауптвахта? Собаки в намордниках? Аплодисменты укротителю? Да они у меня увидят небо с овчинку! Если эти бестии — Куприн и Маныч! — решили устроить спектакль, водевиль, народ веселить в военное время… Я их в бараний рог скручу! Вы увидите триумф сумрачного германского гения!

Тернов немного досадовал лишь на то, что Вирхов не удосужился сообщить ему ничего конкретного о немом автомобилисте.