Она была образованна, откровенна в суждениях, независима, умна и достаточно богата, чтобы все это себе позволить. Хотя по годам Семпрония принадлежала к женщинам среднего возраста, но оставалась одной из первых римских красавиц, сочетавших в себе аристократическую внешность с той самоуверенной выдержкой, которая у моих соотечественников вызывала наибольшее восхищение. Ее муж Децим Юний Брут был поглощен своими делами и не питал никакого интереса к тому, чем занималась жена. На протяжении нескольких лет у них не было супружеских отношений. Она предпочитала проводить время среди низкородных мотов и распутников, чью компанию предпочитала обществу уважаемых друзей мужа.
— Деций! — воскликнула она, когда я подошел к ней ближе. — Как я рада тебя видеть!
Она подставила мне щеку для поцелуя, которая, к моему удивлению, была начисто лишена грима. Естественный цвет лица вносил немалую лепту в ее красоту.
— Прекрасно выглядишь. Хорошеешь прямо на глазах, — произнесла она, широким жестом обняв меня за плечи. — Хотя мне не следовало бы так говорить. Ибо ты почти ровесник моего сына.
— Прошу тебя, — я взял ее за руку, — повторяй это снова и снова. Столько раз, сколько будет тебе угодно. А что до твоего потомка, то ты несколько преувеличиваешь. Насколько мне известно, ему еще не минуло и семи.
Семпрония залилась очаровательным раскатистым смехом.
— До чего мило от тебя это слышать! — воскликнула она и, озорным жестом проведя пальцем по шраму, украшавшему мое лицо, добавила: — Ты никогда не рассказывал мне о том, как получил эту отметину. Такие штуки — предмет гордости большинства мужчин.
— Это испанское копье, — произнес я. — Оно задело меня в период службы с Метеллом Пием, во время восстания Сертория. Вовсе не горжусь этой царапиной, ибо заработал ее по собственной глупости. Воспоминания о том злосчастном дне по сей день вгоняют меня в краску.
— Редко встретишь римлянина, который не считает шрам заслугой, — заметила она. — Как ты находишь здешнее общество?
— После многодневного заточения в стенах храма будешь рад даже обществу сапожников.
Я старался говорить непринужденно, что давалось мне с большим трудом и потому получалось не слишком естественно.
— Работа в храме тебе совершенно не походит, Деций, — произнесла она преисполненным заботы и сочувствия тоном.
Я пожал плечами.
— Видишь ли, ни для кого не секрет, что эта служба достается квесторам, лишенным влияния в высших кругах.
— Это при твоей-то семье? — удивленно вскинула брови она.
— В ней все и дело. Я далеко не единственный Метелл, который стоит на нижней ступени политической лестницы. Нас так много, что мы едва ли не толкаем друг друга в спину. Если хочешь знать правду, то старые члены нашего семейства считают высшие должности своей непререкаемой прерогативой и не желают, чтобы им бросали вызов всякие амбициозные молодые выскочки.
Метнув в меня короткий оценивающий взгляд, она взяла у проходящего мимо раба чашу с вином и пригубила ее.
— Насколько мне известно, ты влез в долги, исполняя свои служебные обязанности?
Ее замечание прозвучало странно, хотя и многообещающе. Я брал деньги только у своего отца, меж тем как многие бедные политики буквально доходили до разорения, стараясь соответствовать требованиям занимаемой должности.
— Нужно иметь голову на плечах, — сказал я. — Как выяснилось, езда по большой дороге — занятие не для бедных. Вряд ли мне удастся претендовать на пост эдила при тех расходах, которые это за собой повлечет.
— Как бы там ни было, — продолжала она, — но после ухода с нынешней должности тебе светит хорошее назначение. |