— Эй, боец!

Я потряс воина за руку и лишь только сейчас заметил, что его голова в крови. Он был мертв.

Меж тем самолет снова заходил на боевой курс. Надо немедленно убираться отсюда!

Я рванул в сторону от машины, как лось, ломая кусты, пробежал десяток метров и, запнувшись за валежину, упал.

Самолет выпустил очередь по машине и взмыл вверх. От машины повалил дым, затем показались языки пламени, и через несколько секунд грузовик пылал, как факел.

Посмотрев на небо, я подошел к машине. На земле лежал выпавший из кабины офицер. Грудь его разворотило пулеметной очередью. Обежав грузовик, я увидел в языках пламени водителя. Его окровавленная голова склонилась на руль. Вспомнив, что в кузове грузовика оставался боец, я подбежал к заднему борту и, подтянувшись на руках, с надеждой заглянул через край. Боец в луже крови неподвижно лежал на дне грузовика, раскинув руки. Рядом валялась винтовка.

От вида страшной трагедии перехватило дыхание. Шатаясь, я побрел кустам на обочине дороги и присел. Надо собраться с силами и обдумать, что делать дальше. Повезло мне на этот раз — я один остался в живых. Идти назад, в Дорогобуж? Нет уж, на контрольном посту меня уже задерживали без документов. Пойду по дороге вперед, куда-нибудь она выведет. Солнце уже клонится к закату, надо поторапливаться: хотелось есть, да и спать где-то надо.

Давненько я не делал пеших переходов, но понемногу втянулся и до сумерек прошел километров восемь.

Впереди, на пригорке, показалась деревушка. Я обрадовался — воды напьюсь, а повезет если, то и поем чего-нибудь да на сеновале переночую.

Смеркалось быстро, и, когда я добрался до первого дома, стало совсем темно.

На единственной деревенской улице, на противоположной от меня стороне, вспыхнули фары. Я шарахнулся в сторону, упал за кусты малины. Не хотелось бы мне провести ночь в «кутузке».

Фары описали полукруг, звук мотоциклетного двигателя стих, а с ним и погасли фары. Но при свете их, когда мотоцикл разворачивался, я успел заметить танковую корму — гусеницу и кормовой лист брони. Первым желанием было — вскочить и подойти. Но что-то меня в мельком увиденном насторожило.

Я еще раз мысленно попытался оценить увиденное. Так, фара выхватывает траки гусеницы с левой стороны, корму танка. Странно! Глушителя не видать. На БТ-7 или Т-26, наших легких танках, бочонок глушителя лежит горизонтально вдоль борта. У Т-34 выхлоп идет вниз из двух патрубков, что часто демаскировало движущийся танк, так как мощные струи газов поднимали пыль, целое облако пыли. Вкупе с ревом дизеля и лязгом гусениц это позволяло врагу засечь танк. У немцев же патрубки выводили отработанные газы в обе стороны. Точно! Сейчас я видел как раз такой вариант.

Меня чуть холодный пот не прошиб. Вот бы напросился на ночлег — в избу с немцами! В лучшем случае — лагерь военнопленных, в худшем — расстреляли бы у забора. Эх, оружия никакого нет! Жалко, что не успел прихватить хоть винтовочку у убитых бойцов из полуторки. Да что об этом теперь сожалеть…

Надо уносить отсюда ноги. Но куда идти? И карты нет, сориентироваться невозможно. Местность незнакомая, где наши? Вообще-то направление на восток легко определить по солнцу или звездам. Но это слишком общо.

Я отполз от деревни, потом встал на ноги и отошел в лес. Не барин, на земле переночую. А есть охота — сил нет!

Найдя ногой место, где трава была погуще, я улегся. Долго крутился, обдумывая свои действия на завтра, и незаметно уснул.

Под утро замерз, свернулся клубком, снова придремал.

А проснулся от выстрелов. Открыл глаза, прислушался. Стреляли недалеко, похоже — в деревне, где стояли немцы.

Пригнувшись, а потом ползком я подобрался к опушке. Немцы в серой и черной униформах гонялись за курами и прочей домашней живностью, стреляли в них из пистолетов и автоматов.