Сориентировавшись по солнцу, я двинулся в путь. На дорогу выходить не рискнул. По лесу идти дольше, зато безопаснее. Наткнулся на ручей, напился вволю чистой воды. Жажду утолил, но есть захотелось еще сильнее.

Шел так быстро, как только мог — даже вспотел.

Подошел к опушке, остановился. Впереди — открытое пространство, луг метров триста шириной. Надо осмотреться.

Я замер, прислушиваясь. Вроде тихо.

Слева, метрах в двадцати, раздался шорох.

Я расстегнул кобуру, вытащил пистолет и взвел курок. Лег на землю и медленно, стараясь не задеть за сухостой, пополз в ту сторону. Может, зверь какой лазит, а может, человек. Но сомнительно, что немец. Не будут они прятаться в лесу, они предпочитают дороги и при этом ведут себя нагло.

А вот и тот, кто шуршал.

Между деревьями лежал молодой солдат, напряженно вглядывающийся в открывшуюся поляну и лес за ней.

— Замри! — скомандовал я. — Да руки подними, чтобы я их видел, только медленно.

Солдатик вытянул вперед руки.

— Теперь поднимись.

Парень подчинился. Я стал разглядывать его. Совсем молодой боец, лет девятнадцати — пушок на щеках. Форма по фигуре не обмята, гимнастерка топорщится сзади над брезентовым ремнем. На ногах — ботинки с обмотками. И взгляд растерянный.

— Ты кто?

Парень шмыгнул носом:

— Васька.

— Доложись по уставу.

— Василий Тотьмянин, боец пулеметного взвода.

— И где же твой взвод, боец?

— Нету никого, всех бомбой с самолета накрыло.

Лицо его скривилось, еще немного — и заплачет.

— Давно призвали?

— Пятого дня.

— Оружие есть?

Васька подбородком показал на землю. Там лежал штык от мосинской винтовки. М-да, оружие называется. Штык четырехгранный, без рукояти. Только на то и годен, чтобы пристегнуть его к винтовке и колоть врага в штыковом бою. Даже порезать им что-нибудь невозможно.

— А ты кто, дяденька?

— Я тебе не дяденька, а командир запаса. К своим пробираюсь.

— Возьмите меня с собой.

Видимо, парень боялся остаться один. Что с него взять — молодой совсем, наверное, даже обучить не успели.

— Ладно. Теперь давай перебежками — через луг. Пробежал немного — упал, огляделся. И таким образом — до леса. Понял?

— Понял, товарищ командир. Ну, так я пошел?

— Давай.

Парень рванул через луг, споткнулся, упал, вскочил, снова помчался. И не успел я выматериться, как он уже был на опушке леса, с другой стороны луга. Говорил же я ему — «перебежками!».

Теперь моя очередь.

Я побежал. Быстро бежать не получалось — луг кочковатый, того и гляди, запнешься.

На средине луга залег, огляделся — никого. И вторым рывком — уже к лесу. Отдышался.

— Ты чего не перебежками, Василий?

— Так не было же никого.

— Слушай впредь, когда тебе старшие говорят.

Мы пошли дальше. Есть охота — сил нет, уже второй день голодный.

— Василий, ты когда последний раз ел?

— Третьего дня.

М-да, надо искать еду, иначе мы так долго не пробегаем.

Выходит, хочешь не хочешь, а надо искать какую-нибудь деревню и просить хоть хлеба кусок. Мне это сильно не нравилось, но другого выхода я в создавшейся ситуации не видел.

Как-то быстро стемнело. Набежали тучи, пошел мелкий моросящий дождь. Мы быстро промокли, ноги скользили по мокрой траве.

Слева послышался треск мотоциклетного мотора.

Мы замерли, вслушиваясь.